Моя собака любит джаз (Москвина) - страница 25

— Низкие способности, — сказал папа, — это не Андрюхина вина, а Андрюхина беда.

— Главное — старание, а не способности, — смягчилась Маргарита Лукьяновна. — И добросовестное отношение. Чтобы он света божьего не видел, понимаете? А то я его оставлю на второй год.

Всю дорогу домой папу одолевали черные мысли. А тут еще во дворе стали чистить канализационные люки. Из аварийной машины вышел шофер и, как бы обращаясь к детям планеты, сказал:

— Если хотите здесь работать, плохо учитесь. Все двоечниками были! — и показал на бригаду в люке.

— Любой ценой, — сурово сказал папа, — ты должен из двоечника выйти в удовлетвористы. Тут надо так, — сказал он, — ставить себе задачу, чтобы пупок трещал. А то время — фьють! Смотришь — сил нет, а там и умирать пора.

И он стал разучивать со мной таблицу умножения.

— Шестью шесть! Девятью четыре! Пятью пять!.. Ух! — погрозил он нашей безмятежно спящей таксе Киту. — Лентяй! Бородавки только растит, ничего не делает. Трижды три! Дважды два!.. Люся! — закричал он маме. — Люся!!! Я не могу решать эти примеры. Я не могу их ни решить, ни запомнить! Чудовищное что-то! Кому это надо?! Только звездочетам!

— Может быть, возьмем репетитора? — спрашивает мама.

Тут я закричал:

— Ни за что!

— Держись, Андрюха, — сказал папа. — Надо быть философом и бодро воспринимать всякое событие. Я предлагаю взять репетитором мясника или кассиршу нашего продовольственного магазина.

— Но это только по математике, Михаил, — возразила мама, — а по русскому? Как мы одолеем «ча-ща»?

— Ты права, — согласился папа. — Тут нужен широко образованный человек.

Решили посоветоваться с Маргаритой Лукьяновной.

— Есть у меня на примете, — сказала Маргарита Лукьяновна, — один, Владимир Иосифович. ГРАМОТНЫЙ педагог, у него все двоечники по струнке ходят.

Разные люди пахнут по-разному. Кто-то морковкой пахнет, другой помидорчиком, третий черепашкой. Владимир Иосифович не пах ничем.

Вечно он ходил озабоченный, и у него никогда не бывало блаженного выражения лица. К тому же он сильно пекся о своем здоровье. Каждое утро пять минут он лежал в ледяной ванне, и, когда меня привели к нему под конвоем, Владимир Иосифович протянул мне свою ледяную руку помощи.

— Сколько ног у трех кошек? — спросил он у меня с порога.

— Десять! — сказал я, помня завет Маргариты Лукьяновны: «Ответ пауза не украшает».

— Маловато, — уныло произнес Владимир Иосифович.

— Одиннадцать, — предположил я.

Вид у Владимира Иосифовича стал такой озабоченный, что, если б его сейчас кто-нибудь проглотил, он бы этого даже не заметил.

— Прошу вас пить чай, — сказал он.