Моя собака любит джаз (Москвина) - страница 27

— Ты очень невнимательный! — говорил Владимир Иосифович.

А сам даже не заметил, что у него прямо перед окном вбили в землю щит «Уязвимые места танка». Там был изображен танк в разрезе в натуральную величину и стрелочками указаны его слабые места.

Мы сидели у раскрытого окна, и я спросил:

— Отгадайте, что у вас нового?

— Где?

— Во дворе.

— Ничего, — ответил Владимир Иосифович. И мы, как обычно, отправились на кухню поесть бутербродов с приправой.

Это были редкие минуты, когда мы полностью понимали друг друга.

Только за едой я не засыпал, когда его видел. А он не предлагал мне пересмотреть всю мою жизнь для того чтобы выучить таблицу умножения.

Мы молча жевали приправу, принюхиваясь к южным травам, тоскуя о море, и, как говорится, «всеми фибрами своего чемодана» оба ощущали, как хорошо иной раз полодырничать.

Вдруг я заметил, что наша приправа уже не оранжевая, а серая, и поделился с Владимиром Иосифовичем своим наблюдением.

— Видно, она отсырела, — сказал он и высыпал ее на стол посушить.

А она как пошла расползаться! Он ее — в кучку, в кучку! А она — вж-ж-ж! — во все стороны. Я кричу:

— Владимир Иосифович, у вас есть микроскоп?

Он говорит:

— Нету.

— Как это в доме, — кричу я ему, — не иметь микроскопа?!

— Зачем он мне? — спрашивает.

Вместо ответа я вынул из кармана лупу — у меня ключи от квартиры и от почтового ящика прикреплены к лупе — и взглянул на приправу.

Это была кишащая масса каких-то невиданных прозрачных существ. Причем у каждого — пара клешней, шесть пар ног — волосатых — и усы!!!

— Мамочки родные… — сказал Владимир Иосифович. — Мамочки мои родные!..

С ним просто ужас что творилось. Жизнь микромира поразила его в самое сердце. Он стоял, вытаращив глаза с белыми ресницами, растерянный, как танк в разрезе…

— Андрей! — сказал он, когда я пришел к нему в следующий раз.

Он лежал на полу, такой задумчивый, в одних трусах.

— Что ты мне посоветуешь вначале купить — микроскоп или телескоп?..

Он разучил мою последнюю песню «Стучат пружины за окном, чаек попахивает салом» и распевал ее с утра пораньше, устроившись на подоконнике и свесив ноги во двор.

Когда я уходил, он говорил мне:

— В другой раз не опаздывай, Андрюха! Если я уж жду тебя, так уж жду!!!

А как-то однажды он вдруг помрачнел и спросил:

— Андрей, мы не умрем?

— Нет, — ответил я, — никогда!

Больше я его не видел. Он оставил наши места. Случилось это так. Рано утром я забежал к нему перед школой, звонил-звонил — не открывает. А соседка выглянула и говорит:

— Нет его, не звони. Ушел наш Иосич.

— Как ушел? — спрашиваю.

— Босиком. И с котомкой.