— Симон!
Мальчик стоял, невидимый в темноте, и уже думал, что про него забыли. Он прижался к большой ноге, зарылся в жесткую шерсть. Ему было хорошо и спокойно, он бы мог так век простоять, лишь бы не идти к костру. И сейчас, когда Джу позвал его, он вздрогнул и крепче вжался в шерсть.
«Не надо, не надо, не надо» — кусал он губы.
— Иди к костру. К товарищам.
Громадная рука легко, но настойчиво подтолкнула его.
Симон очень медленно, как черепашка-уфуду, побрел к костру, опустив голову. В висках колотилась кровь. Он шел, волоча ноги, а в голове билась одна единственная, тоскливая и звенящая как комар мысль: «Не надо!»
Шаркая ногами, он еле дошел до костра. Развернулся и, глядя себе под ноги, еле слышно прошептал:
— Я — Симон. Я… — тут он будто онемел, язык не слушался, и мальчик едва смог выдавить:
— Я убил одного. Кажется.
Лесной Ужас молчал, глядя на семерых мальчиков, вставших у огня. Из всех них только Питер, Андрая и Кунди глядели на него, и мерили ходом расширившихся зрачков его громадную фигуру. Остальные смотрели куда угодно — вбок, в землю, на руки, носки ботинок.
— Вы убили семнадцать человек. И трех горилл-енганге. Вы должны мне двадцать жизней.
— Это не мы! — выкрикнул Андрая. — Это Джонас. Он нас заставил. А Омуранги приказал. А мы только…
— Омуранги дал вам оружие. Но стреляли вы. Вы должны мне двадцать жизней.
— Нас бы убили. Ослушаться Омуранги — грех перед Богом, — пробормотал Элиас.
— Омуранги — не Бог. И не пророк. Он вас обманул.
Мальчики вздрогнули. Как можно сказать такое? Даже подумать подобное немыслимо. Но здесь, в лесах Вирунги, меркли страх и трепет перед именем Великого Омуранги. Новая правда вставала перед ними в четырехметровый рост.
— Как же так!? Это неправда. Омуранги отправляет нас в Рай, — выкрикнул Питер. — Только он знает, как одолеть куби.
— Он не знает.
— Ты лжешь! — Питер взмахнул мачете. — Ты — дьявол! Я сам видел небесное сияние, когда мой брат взошел в Рай. И все видели, разве не так?
Мальчики закивали головами. Они и правда видели, как мучились старшие, те, кого уже одолевала куби. Как они катались по земле и выли от боли, разъедающей внутренности. Покрывались язвами, немели, теряли способность говорить и двигаться. Все боялись к ним прикоснуться, и приходил Омуранги в золотом одеянии. Брал их на руки и с песней нес вперед, а следом шли все — солдаты, девчонки с детьми, все несли пальмовые ветви и пели псалмы.
Омуранги входил в дом Вознесения, за ним закрывались двери, а потом ослепительный райский свет разливался сквозь узкие прорези окон. И только черный дым — дьявольская порча уносилась по воздуху.