Одетта. Восемь историй о любви (Шмитт) - страница 26

У Ванды вошло в привычку сидеть рядом, пока он «творил». Вскоре она сделалась экспертом и искусно несла бред при виде картин, напоминающих паштет из масляных красок.

Чезарио, столкнувшись с новой Вандой, был взволнован до слез. Он более не мог без нее обходиться. Она воплотила для него все то, на что он и не смел надеяться: родственную душу, доверенное лицо, импресарио, музу. С каждым днем он нуждался в ней все больше, с каждым днем он все прочнее забывал о ее юном возрасте.

Произошло то, что должно было произойти: он влюбился. Ванда поняла это раньше его и вернулась к прежним соблазнительным нарядам.

Она сообразила: теперь он страдал от того, что не может прикоснуться к ней. По чести — ведь он, в сущности, был славным парнем, — ему пришлось сдерживать себя, ведь и его тело и душа изнывали от желания поцеловать Ванду.

Ей оставалось, таким образом, лишь нанести завершающий удар.

Она не навещала его целых три дня (сюжет о том, как он места не находил от беспокойства и как ему недоставало ее). На четвертый, поздно вечером, почти ночью, она в слезах ворвалась в его лачугу.

— Это ужасно, Чезарио, я так несчастна! Мне хочется покончить с собой.

— Что случилось?

— Моя мать объявила, что мы уезжаем в Париж. Мы больше не увидимся.

Все было разыграно как по нотам: Чезарио обнял ее, чтобы утешить; она была безутешна; он тоже; он предложил выпить по глотку, чтобы прийти в себя; после нескольких порций алкоголя, моря слез и прикосновений, когда он уже не мог сдерживать себя, они занялись любовью. Ванда восторгалась каждым мгновением той ночи. Местные девушки были правы: Чезарио обожествлял женское тело. Когда он уложил ее на кровать, ей показалось, что она богиня, поставленная на пьедестал; ее культу он служил до самого утра.

На рассвете она, естественно, исчезла, с тем чтобы вернуться вечером, как и накануне, в состоянии отчаяния. Потерявший голову Чезарио попытался утешить девушку, удерживая ее на дистанции, но после множества беглых прикосновений, объятий, рыданий и слез, осушенных губами на веках или подбородке, он вновь обезумел, утратив моральные принципы, что и позволило ему любить девушку со всей энергией и силой страсти.

Когда у Ванды наконец появилось ощущение, что она обрела энциклопедические познания в сфере отношений между мужчиной и женщиной в постели — так как закончилось все тем, что он обучил ее всему, что нравится мужскому полу, — она исчезла.

Вернувшись в интернат, она больше не виделась с Чезарио, совершенствуя искусство наслаждения в компании нескольких новых знакомых. Чуть позднее она с облегчением узнала, что ее мать скончалась от передозировки.