К полудню заявился хмурый урядник, такой тяжелый, что под ним гнулись и потрескивали дубовые половицы. Сабля в кожаной сбруе колотилась о правый сапог, следом за ним прошмыгнул в избу маленький тщедушный солдатик – этапная пустолайка. По-собачьи водя носом, он сейчас же обнюхал запечные углы, клети и сени, точно искал спрятанное в соломе яичко.
Тем временем недобрый гость обмакнул усы в ледяную водку, важно поел холодца и, утерев рот рукавом шинели, завел издалека:
– Я к вам, граждане-селяне, по делу. Тут из города бумага пришла… Ты грамотный? – обратился он к Ерофею, тот растерянно кивнул.
– Прочти! – приказал урядник.
– «Телеграмма из Енисейска в адрес Красноярского жандармского управления, – прочел Ерофей, – Курейское волостное правление донесло, что административный Иосиф Джугашвили 5 октября сего 1916 года бежал. Приметы: 24 лет от роду, росту 38 вершков, рябой, глаза карие, волосы рыжие, борода и усы – черные, движение левой руки ограниченно. К розыску приняты меры…
Телеграфировал красноярский начальник железнодорожной полиции за исправника Кирюхин».
– Кто из вас видел беглого? – обводя общество стылым взглядом, спросил урядник.
– Извините, гости дорогие, что стара я стала, свиные уши да коровью губу так и не подала, а о голубце так и вовсе позабыла, – засуетилась Агафья, подливая уряднику желтоватого самогона.
– Рыжих с черной бородой отродясь не видели, – отрезал Антип и глотнул сивухи, точно опечатал уста огненным сургучом.
– Он уж, поди, давно по столицам гуляет, – подсказала Купариха.
– Не видели, говоришь? – не то опечалился, не то рассердился урядник. – Ниче, в другой раз попадется… Вот что, Григорий Северьянович, – обратился он к жениху, – собирайся-ка ты в дорогу, на твое имя казенная бумага из волости пришла, малость в Красноярске задержалась, поедешь на медицинское освидетельствование. Долго ты по лесам шлялся, придется теперь тебе свой этап догонять… – И урядник помахал мятой бумажкой с черными и синими печатями поверх букв. В этом измятом клочке грохотали дымные взрывы, стучали колеса санитарного поезда и безутешно выла над колыбелью молодая солдатка, и, словно услыхав этот гибельный грохот и плач, растерянно примолкли пузыряне, и свадьба обернулась проводами. Нахмурив брови, глянул Горя на отца. Доселе выкупал его батя у властей, ублажал и сельского старосту, и исправника, – и Северьян в ответ едва заметно кивнул и показал глазами на дверь.
Когда урядник вышел на воздух, Северьян подкараулил его на крыльце и попробовал вложить в ладонь тяжелый юфтевый кошель с золотой крупой, добыча енисейского старателя за два лета, но тот только крепче сжал багровый кулак: