Верность ли мужу-бизнесмену — не то убитому из ружья рэкетирами, не то попавшему в аварию — хранила Алоизия, была ли влюблена в кого-то третьего, но высокомерие гранд-дамы не помешало ей распорядиться своей свободой не самым благородным и законным образом: пять тысяч в год за штамп в паспорте стали неплохим источником дохода для вдовы.
К назначенному часу он явился в банк на Вавилова.
— Вы принесли деньги? — встретила его законная супруга вопросом, заменившим приветствие. На ней было сиреневое платье с высокой талией и глубоким декольте, изрядно ее старившее; с тех пор, как они не виделись, она изменила прическу, сквозь грим на ее лице проступило несколько новых морщин. — Что вы на меня так смотрите?
— Имею я право раз в полгода посмотреть на свою жену? — огрызнулся Моцарт. — Хотя бы как врач.
— Ну и как вы меня находите… как врач?
— У вас усталый вид. Неприятности?
— Нет. А у вас?
— У меня их не может быть в принципе. Я потенциально счастливый человек! — протянул он ей конверт.
Больше она ни о чем не говорила, словно опасалась, что лишнее сказанное слово повлечет за собою приглашение на ужин.
«Никакая она, конечно, не Алоизия, — думал Моцарт, глядя на то, как супруга пересчитывает деньги у стойки, — а всего лишь Луиза. Созвучие имен вовсе не дает права на столь благородную параллель».
Пожилая женщина-кассир с любопытством поглядывала то на него, то на нее, словно пыталась угадать, кем они приходятся друг другу, или определить характер сделки.
Выйдя из офиса, он все же предпринял еще одну нерешительную попытку сближения:
— Не поужинать ли нам вместе? Как-никак завершился второй этап наших отношений. Неужели я снова увижу вас только через год?
Она остановилась, не дойдя нескольких шагов до своего «пежо», поискала в сумочке ключи.
— Вы можете сократить нашу разлуку, — произнесла с усмешкой. — Если соберете оставшуюся сумму быстрее. Вас подвезти?
— Не стоит, — обиделся Моцарт. — Нам в разные стороны. Понадобится кого-нибудь прооперировать — звоните. Не хотелось бы, чтобы это были вы.
— Спасибо, — распахнула она дверцу «пежо» и, кивнув ему на прощанье, укатила.
«Неприступных женщин не бывает. Зато бывают такие, которых не хочется брать приступом, — подытожил Моцарт результат этой встречи, но тут же пожалел фиктивную жену: — Пусть остается Алоизией. В конце концов, старшая Вебер тоже отказала Амадеусу — хоть в этом-то они похожи!»
Если бы реабилитированной в прозвище супруге все-таки случилось попасть к нему на стол, он несомненно включил бы для нее арию «Меня предчувствие тревожит», написанную для Анны Готлиб, — о тщетности любви и невозможности их совместного счастья.