Да, он играл честно — по его собственному представлению. Он не шептал ей слов любви, не давал никаких обещаний. Краткий момент сладкого безумства, навеки изменивший ее, ничего не значил для него.
Джейн призвала на помощь остатки гордости и достоинства.
Да, ты играешь честно. Но я надеюсь, ты простишь меня, если я в свою очередь признаюсь: мое приключение превратилось в нечто большее, чем я ожидала. Но ты, наверное, считаешь, что я должна быть тебе благодарна за бесценные уроки, которые ты мне преподал.
Да, конечно, — отозвался он с непереносимым самодовольством. — Хотя, зная, как легкомысленны женщины, я сомневаюсь, что ты скажешь мне спасибо. И все же, чтобы потешить твое самолюбие, признаюсь, что из-за этой благоразумной и рассудительной англичанки я провел немало бессонных ночей. Признаюсь, я ревную тебя к твоему будущему мужу, кто бы он ни был. Я буду помнить твои губы, распухшие от моих поцелуев, даже когда ты станешь добропорядочной графиней Макгрегор, матерью своих детей и женой своего мужа.
Он схватил ее за плечи и поцеловал — в последний раз. Несмотря на ее слова, несмотря на все, что она знала о нем, в этот момент она ни в чем бы не смогла отказать ему.
Когда Джейн открыла глаза, его уже не было рядом. Она осталась одна и могла на досуге поразмыслить над иронией ситуации: он явно считал, что оказывает ей услугу, защитив от ее собственной слабости и глупости, тогда как ей ничего не было нужно, только чтобы он остался. Она была готова пасть перед ним на колени и умолять об этом.
Конечно, Маккарти и в самом деле поступил благородно. Зная его репутацию, можно было ожи- дать, что он без раздумий возьмет то, что она так охотно предлагала ему, и, если бы это произошло, ей наверняка скоро пришлось бы пожалеть о послед- ствиях своего поступка, как он и предрекал. И в этом он оказался намного мудрее, чем она ожидала. Было бы просто ужасно, если бы ей пришлось признаваться в последствиях своего непростительного безрассудства своему деду или, не дай Бог, графу Макгрегору.
Тобиас признал, что не хотел бы видеть ее женой графа, но не сделал ничего, чтобы помешать ей согласиться на его предложение, хотя это было бы очень легко. Остановившись вовремя, он оставил ей возможность выбора. Она все еще могла сказать Макгрегору и «да», и «нет».
Да, ей есть за что благодарить его. Но почему же тогда ей было так невыносимо горько? Почему она готова рыдать и упрекать его за то, что он отнял у нее момент, который, возможно, никогда не повторится?
Через некоторое время она поднялась на палубу, но магия исчезла. Они почти не разговаривали — просто потому, что им было нечего сказать друг другу. Обратный путь уже не был очаровательным приключением, предвещающим что-то сказочно-необыкновенное, погода была ужасная, и у команды не было ни минуты свободного времени. Джейн скоро спустилась в каюту: Тобиас больше не предлагал ей встать за штурвал, а гордость не позволила ей потребовать к себе внимания.