— Ничо, подашь голосок, подашь… — входя в раж, буркнул Матвеич. Отмахнул плетку и врезал уже не по попе — по плечам.
Девушка изогнулась, вскинула и ноги, и голову. Четкие рубцы отпечатались на плечах, и тут же три новых легли плотно, рядом. Отчаянно зажмурившись, Аленка запрокинула голову, тщетно пытаясь вырвать привязанные руки.
— Плечики-то выровняй… — чувствуя исход ее сил, велел Матвеич. Снова отмахнул концы плети назад, напряг руку и с маху уложил рубцы на битое место…
Тяжело, длинно замычала девушка, извиваясь всем телом. Выше приподняла лопатки, ожидая удара — и плетка снова влипла в тело, но по голому заду. Сочный удар, громкий вскрик Аленки:
— Больно!
— А вот этак больней! — хлещет плеть…
— Больно!! — еще громче вскрикивает наказуемая и снова, еще больней и больней гуляет по голому телу плеть.
Привязанная за руки, Аленка корчилась, широко отмахивала бедрами, стучала по лавке ногами и все громче, без передышки, выкрикивала одно слово:
— Бо-о-ольно!!!
На двадцатом ударе Матвеич опустил плеть. Исполосованный, багрово-красный зад девушки сжался, ожидая очередной плетки, и лишь потом, медленно, словно со страхом, расслабился… Аленка тихо всхлипнула и снова повторила:
— Больно…
Матвеич склонился над ней, поднял за волосы заплаканное лицо:
— А вот сейчас ножки-то твои раздвину, за зад приподыму и суну во всю глубь! Хошь?
Не открывая глаз, Аленка еще тише простонала:
— Больно…
Мужик отпустил ее волосы, еще раз оглядел вожделенное тело, так сильно исхлестанное его лозой и плетью, и молча отвязал ей руки. Аленка вставать не спешила — накатилась слабость, огнем горели бедра и плечи. Она и не представляла, что может вытерпеть такую строжайшую порку — но уже не было сил ни удивляться, ни думать о чем-то, кроме одного: сколько еще сечь?
Все-таки, прикусив от затяжной боли губы, поднялась. Убрала с лица прилипшие от слез и пота волосы. Опустила голову в ожидании его слов.
Матвеич угрюмо проворчал:
— Иди на лежанку, отдышись чуток. А я пока кой-куда сбегаю…
И, не дожидаясь ответа, вышел, грохнув тяжелой дверью. Аленка почти без сил словно упала на теплую лежанку, со стоном вытянулась и наконец-то устало расслабилась.
А Матвеич, дурея от злости и Аленкиного упрямства, направился к Настене. Так сказать, сбросить пар… Но, едва выйдя со двора, в задумчивости остановился. Настька, стерва, враз поймет — а если и не враз, то тетка Анна все одно бабам скажет, что приводила Елению на порку. А коль он потом к Настене бегал, и это когда девку голышом порол — то уж точно, послала его эта девка куда подальше… За спиной засмеют, а кой-кто и в лицо ухмыльнется! Такую ладную деваху разложил, полдня голую продержал, и не сунул! Стыда не оберешься…