Аленка отрицательно мотнула головой…
— Ну и дура! — сплюнул в сердцах Матвеич. — Старый конь борозды не портит!
— Да пашет мелко, — снова смелея от очередного «граненчика», не удержалась девушка. Вот уж воистину — дура…
Матвеич смолчал, проглотив «мелкую пахоту», и только яростно сверкнувшие глаза могли бы предостеречь девку: с огнем играет!
— Ну, гостьюшка, выпили-закусили, пора и за дело! Подавай сызнова плетку, да выставляй зад!
Подав ему плеть, девушка громко вздохнула и деловито сказала:
— Ноги пока не вяжите — потерплю!
— Потерпи, потерпи, красавица! Как невмоготу станет, попросишься! Это правильно — ноги не вязать. Как захочешь — ты их того, раскинь поширше да задницу подыми: я и пойму… Может, на постельку перейдем, а можем прям на лавочке…
Аленка в ответ все так же молча пожала плечами и легла, подставив под вожжи скрещенные в кистях руки… Мужик привязал ее потуже, проверил узлы, убрал с гибкой спины волосы. Деловито, словно сноп на току, выровнял тело девушки. Вернулся к столу, прибавил огня в лампе — чтобы лучше видеть движения голого тела. Встал над Аленкой, примерил плеть к бедрам. Опустил ее и вздохнул:
— Аж махать устал! Ну, уж ладно, для такого дела постараемся!
Взмахнул плеткой, задержал ее в воздухе и наконец хлестнул…
У Аленки уже не было сил притворяться каменной — с первого же удара громко застонала, напрягла ноги. Дергаясь, принимая удары, виляя исхлестанным задом и резко вскидываясь от каждой плети, с отчаянием думала: нет, не выдержать, не стерпеть эту порку… Каждая плетка казалась страшнее и тяжелее предыдущей — ремни лупили по уже избитому телу, она уже и не пыталась считать удары. Вся попа казалась полыхающим костром, огненные полосы обвивали ягодицы, но казалось, что витые ремни хлещут сразу по всему телу.
В какой-то миг вся сцена наказания предстала ей словно со стороны: вот поднимается рука с зажатым в кулаке черенком плети, сплетаясь и расплетаясь, застывают где-то вверху мокрые хвосты, и как три темных молнии, как три злых хищных змеи, дугой бросаются вниз. Жадно, глубоко впиваются в голый зад, обвивают бедра, терзая тело — и тело рывком, судорожно сжимается под ними, рвется то вправо, то влево, расчерченное жестокими огненными рубцами…
…Девушка хрипло, громко застонала… и, запрокинув голову, крепко зажмурившись, после очередного удара выдавила тяжело и вымученно:
— Не надо…
…Еще сильнее полоснула плеть…
Еще громче просит девушка:
— Не надо!
…С маху, тяжело хлещут ременные хвосты избитую голую попу…
— О-ой, не надо больше!! Ой, простите! О-ой, боженька-а-а-а!