— Я ведь тебя обманул, — покаялся Макс, — когда стихи тебе читал в тот день. Помнишь, когда мы познакомились? Я даже не знаю, кто автор. Слышал однажды, как шеф процитировал. Представляешь, какая чушь перед смертью в голову лезет!
Я смотрела на пачку, и воздух вокруг нее внезапно заклубился. Она резко и ярко вспыхнула, обожгла мне руку и упорхнула в ночь оранжевым мотыльком.
Юго-Западное направление! Девяностый километр! Дворец, украшенный крылатыми фигурами — я уже не сомневалась в том, что это были НЕ ангелы. И три черные тени, мазнувшие крыльями кромку неба над лесом. Все сошлось. Они не разминали крылья! Они возвращались домой.
Нарисованное Томкиным волшебным стеклом внезапно обрело ясность. Нет, не прошлое показывало оно мне, рисуя заснеженные башни, и Максима, идущего вдоль стены и похожего на молодого гризли в своем тулупе.
Максим ничего не заметил. Он, свесив голову вниз, с интересом наблюдал, как один за другим взрываются лампы в уличных фонарях, погружая двор во тьму. Следом заголосили сирены машин. Стали зажигаться окна домов. Внезапный порыв ветра закрутил-заметелил слежавшийся снег, и с неба повалило что-то невообразимое — ни зги не видно, снег — не снег, а словно клубы пара, плавно опускающиеся на землю и скрывающие ее в рваной мгле.
— Беда какая! — восхитился он. — Пойдем домой, а? Пока нас вместе с балконом не унесло.
Ничего не отвечая, я смотрела перед собой. В моем рюкзаке еще оставались два фиала с Томиным зельем. Красное — восстанавливающее жизнь. И зеленое — восстанавливающее магию.
Мы зашли в кухню, и Максим, борясь с ветром, внесшим следом за нами тучу острых снежных иголок, с трудом закрыл дверь. Он обернулся ко мне, улыбаясь. Но улыбка моментально исчезла, едва он разглядел мое лицо.
— У тебя глаза светятся, — сказал он, и невольно сделал шаг назад, — что случилось?
Я без сил опустилась на диван, и тут меня прорвало. Пока я рассказывала ему все, что знаю, снежная буря выла и била в окна. Не знаю, зачем, но я рассказала ему про истинную подоплеку исчезновения Игоря, про последующее расследование и про стихи. Максим слушал с каменным лицом. И только изредка потирал свежий, еще красный шрам, оставшийся у него на лбу, несмотря на все усилия Томы. Когда я закончила говорить, он сел напротив.
— Я работаю у шефа не первый год, — медленно проговорил он, — он нормальный мужик. Деловой, подтянутый, веселый. Типичный иностранец. Все, что ты говоришь, абсурдно! И насчет стихов… Если твой Игорь их где-то вычитал, мог прочитать и он.
Я, отвернувшись, смотрела в окно. Сердце билось в груди так, словно хотело взорваться и освобождало себе место. И в такт ему буря била в окна домов, бросала вверх снежные сугробы. Но я не могла ее успокоить, как не могла успокоить и себя. С каждой минутой я все больше убеждалась, нет, не то слово — чувствовала, что права.