«С военной точки зрения я вижу это иначе», отвечаю я. «Как только после падения фронта на Одере начнется битва за Берлин, я считаю, что удержать город будет абсолютно невозможно. Я хотел бы напомнить, что сравнивать эти два города нельзя. Ленинград имел преимущество, — он защищен на западе Финским заливом и на востоке — Ладожским озером. К северу от него был один лишь слабый финский фронт. Единственным шансом захватить его была атака с юга, но с этой стороны Ленинград был сильно укреплен и его защитники смогли воспользоваться отличной системой заранее подготовленных позиций, кроме того, город так и не удалось полностью отрезать о линии снабжения. Грузовые катера могли пересекать Ладожское озеро летом, а зимой русские проложили железнодорожную линию по льду и способны были снабжать город с севера». Мои аргументы не могут его переубедить.
Через две недели я уже могу вставать на короткое время и наслаждаться свежим воздухом. Во время воздушных налетов я нахожусь на крыше бетонной башни Цоо, где установлены зенитные орудия и вижу снизу то, что, вероятно, столь неприятно находящимся в воздухе. Я не скучаю, Фридолин приносит мне бумаги, которые требуют моей подписи, иногда его сопровождают мои коллеги. Фельдмаршал Грейм, Скорцени или Ханна Рейч заглядывают поболтать со мной часок, какие-то события всегда происходят, меня мучает только то, что я нахожусь в стороне от них. Когда я попал в бункер Цоо, я «клятвенно» пообещал, что встану на ноги не позднее чем через шесть недель и буду летать. Доктора знают, что их запреты бесполезны и могут только рассердить меня. В начале марта я выхожу гулять на свежий воздух в первый раз — на костылях.
Во время моего выздоровления меня приглашает к себе домой одна из медсестер, и вот я, — гость министра иностранных дел. Настоящий солдат редко становится хорошим дипломатом и эта встреча с фон Риббентропом весьма интригует. Это возможность для бесед, которые проливают свет на другую сторону войны, которая ведется без применения оружия. Он хочет знать мое мнение о силах, противостоящих друг другу на восточном фронте и о нашем военном потенциале в данный момент. Я говорю ему, что мы, на фронте, надеемся, что он делает что-то по дипломатическим каналам для ослабления той мертвой хватки, с которой сцепились обе стороны.
«Разве нельзя продемонстрировать западным державам, что большевизм их самый большой враг и после окончательной победы над Германией он будет представлять для них ту же угрозу, что и для нас, и что одни они не смогут он него избавиться?»