На улице их поджидал извозчик, и не успел Калина Панкратыч прокашляться от морозного воздуха, как оказался в доме на Михайловской улице, где уже ожидала его еще одна красавица, от вида которой он ошалел еще больше. А дальше и вовсе чудеса начались. Дала ему вторая барышня денег и сказала, что его еще угощение ждет, и начала расспрашивать: как Васю-Коня разыскать? Или как весточку ему подать? Калина Панкратыч увидел, как заалели щечки у барышни, услышал, как голос сбиваться у нее стал, когда про Васю-Коня заговорили, и сообразил, что дело, по которому его сюда призвали, амурное. Еще и подивился про себя: «Ну, Васька, ну, ухарь, такую лебедь сомустил!» Даже жалко стало, что не может ей помочь в сей же момент. Дороги до потаенной избушки Васи-Коня в бору он не знал, а когда увидит его — одному Богу известно. Подумав, предложил выход: пусть барышня записочку напишет, а он эту записочку непременно в руки Васе-Коню передаст, как только увидит.
На том и поладили.
Едва лишь Калина Панкратыч подальше и понадежнее запрятал записку, как обе барышни сразу и упорхнули, а хозяин дома, чернявый и до невозможности разговорчивый мужик, пригласил его в горницу, где стоял богато накрытый стол. И так они с этим хозяином разговорились, так они душевно друг другу понравились, что мужик расщедрился и подарил Калине Панкратычу старый тулуп, а чтобы нести его было не так грузно, выделил деревянные санки. Правда, под конец застолья они почему-то поругались, но не сильно, потому как, выйдя на улицу, обнялись и расцеловались.
Вот такое удивительное событие произошло за сегодняшний день с Калиной Панкратычем и еще не закончилось ночью — вон какие гости нагрянули. И тоже им Васю-Коня подай, а где он его возьмет?
Калина Панкратыч глубоко вздохнул и решил схитрить: поудобнее устроил на полу деревяшку и стал клониться набок, закрывая глаза и делая вид, что засыпает. Но в тот же момент получил довольно сильный удар ребром ладони по шее и невольно встрепенулся, вытаращив глаза и взмахнув руками, словно собирался взлететь.
— Ты, дед, не придуряйся, — по-прежнему доброжелательно, почти ласково, предупредил его мужчина, — спать ляжешь, когда мы уйдем отсюда. А теперь рассказывай…
Калина Панкратыч понял, что уговоры кончились. И рассудил, ощущая набухающую боль в шее, что Василия он никаким образом не предает, потому как не знает — где он, а барышня-красавица… ну, прости, барышня, старый стал, чувствительный к боли. Шея-то своя, а не казенная.
И рассказал все, что произошло с ним сегодня.
— Записку! — Мужчина протянул руку. — Давай записку!