Ракель вышла в прихожую, взбежала по лестнице и подошла к ванной. Ничего не слышно. Открыла дверь: пол сухой, вода выключена. Она закрыла дверь и минуту постояла возле ванной. Потом взглянула на дверь спальни, неторопливо подошла к ней. Положила ладонь на ручку. Помедлила. Еще раз прислушалась, не едет ли машина, и открыла дверь. Она стояла на пороге и смотрела в комнату. Ей хотелось кричать, но инстинкт подсказывал, что делать этого нельзя. Надо молчать.
— Черт! Черт! — выругался Харри и так треснул кулачищем по приборной доске, что она хрустнула. — Что там случилось?
Машины стояли в огромной пробке прямо перед тоннелем уже две долгих минуты.
Ответ немедленно раздался из полицейской рации: «Авария на третьем кольце у выезда в западный тоннель возле Тосена. Пострадавших нет. Эвакуатор уже едет».
Харри поднес к губам микрофон:
— Кто там столкнулся?
— Какие-то две частные машины, обе с летней резиной, — кратко доложил голос в рации.
— Каждый ноябрь одно и то же, — вздохнул инспектор с заднего сиденья, — как только выпадет снег…
Харри не ответил, продолжая барабанить пальцами по приборной доске. Что теперь делать? Впереди и сзади, сколько глаз видит, — машины, и все мигалки и сирены мира не помогут убрать их с дороги. Харри мог бы, конечно, выскочить наружу, добежать до места аварии и помочь полицейскому патрулю быстрее разгрести затор, но бежать придется километра два.
В машине висела мертвая тишина, слышно было только, как работает мотор на холостом ходу. Грузовик, который стоял впереди, продвинулся вперед на метр и снова замер. Инспектор, сидевший за рулем, последовал за грузовиком и затормозил, едва не ткнувшись в него бампером, как будто боялся, что если не будет пытаться продвигаться в пробке, старший инспектор снова взорвется. От резкого торможения две металлические танцовщицы в бикини, висевшие под зеркалом заднего вида, закачались, позванивая в тишине.
Харри снова подумал о Юнасе. Почему? Почему он подумал о Юнасе, когда разговаривал с Матиасом по телефону? Какой-то звук… В трубке фоном был слышен какой-то звук.
Харри уставился на танцовщиц. До него вдруг дошло.
Он сообразил, почему подумал о Юнасе. Догадался, что это был за звук. И понял, что нельзя терять ни секунды. Или — он попытался отогнать эту мысль — наоборот, торопиться не стоит. Потому что уже поздно.
Олег быстро шагал по подвалу, не глядя ни налево, ни направо, где, он знал, на стенах выступила белыми вопросительными знаками соль. Он попытался сосредоточиться на том, что должен сделать, и не думать ни о чем другом. Так его учил Харри. Он утверждал: главное — победить единственные чудовища, которые на самом деле существуют, — те, что у тебя в голове, но этому надо учиться. Надо идти и биться с ними как можно чаще. Выдержать бой, уползти домой, перебинтовать раны и вернуться на поле битвы. Олег так и делал: спускался в подвал много раз. Один. У него не было другого выхода: коньки-то должны лежать в холоде.