– Понятия не имею. Но – художественно. Я даже заслушался и возгордился.
– Бросьте. Но притом вы – с момента распада СССР – так нигде и не осели. Вы – словно перекатиполе, словно парусник без команды – болтаетесь без руля и ветрил... При этом вы достаточно умны и циничны, чтобы правильно понимать расстановку сил и в собственной стране, и в сопредельных, и в мире в целом. Но вам – как бы ничего не нужно. Вы даже к победителям присоединиться ленитесь. Или – это не лень, а брезгливость? Чего вы боитесь? Грязи? Неуспеха? Или – просто бережете свою свободную неприкаянность, получая взамен иллюзию независимости?
Вот в чем ваш комплекс, господин Дронов: вы живете иллюзиями и не желаете от них отказываться даже ради выгоды или успеха. Это путь в никуда. Кажется, кто-то из русских поэтов сказал так: «Тому, кто никуда не плывет, не бывает попутного ветра». А вы ждете, что течение или вольный эфир вынесут вас к берегам мыса Доброй Надежды? Да чтобы достичь его, храбрецы и герои напрягали последние силы и – достигали не все. Ветер в клочья рвал паруса, океан разметывал утлые суденышки, чтобы показать самоуверенным капитанам: вы лишь щепки в этой стихии, всего лишь щепки, и ничего больше... Но... Тому, кто никуда не плывет – не бывает попутного ветра! Никогда.
Барон отпил кофе, откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза. Теперь было отчетливо видно, как он измотан.
– А чего вы боитесь, барон Данглар? – спросил я.
– Боюсь?
– Да.
– Вы правы, господин Дронов. Боюсь. Очень боюсь. До безумия. Потому что не могу понять, что происходит. И объяснить. И тем – возможно – предупредить новые беды.
Посудите сами: гибнет Алина Арбаева, и кто рядом? Олег Дронов, спасатель. Гибнет Эдгар Сен-Клер, и кто рядом? Фред Вернер, спасатель. Что еще произойдет – рядом с Диего Гонзалесом или Элизабет Кински? Кто погибнет рядом с ними будущей ночью? Или – уже днем? Вот какие вопросы мучают меня, господа спасатели. И ответов я не нахожу. Совсем.
За столом воцарилось молчание. Оно тянулось, как сладкая тягучая патока, делая наступающий день липким и рождая в сердцах наших неуверенность и тоску. Я это видел по лицам моих – друзей? коллег? товарищей по несчастью? Или – по душевной усталости и смуте, по странной жизненной несвязухе, так потрепавшей каждого из нас и стянувшей вдруг в пирующей, сияющей, самодовольной и самодостаточной Саратоне в единую связку над пропастью чьего-то небытия...
– Кажется, я не упустил ничего, – нарушил молчание Ален Данглар.
– Упустили, барон, – отозвался я. – Вы забыли себя.
– Себя?
– Кто вы, барон Ален Данглар? Почему вы живете здесь одиноким львом, где ваши близкие, где ваши друзья, где ваш прайд? Отчего каждый день вы упражняетесь в стрельбе, уже семь лет, словно где-то осталась неотмщенной позорная пощечина, и вы вгоняете пулю в пулю, каждый день желая удовлетвориться местью и – не получая этого удовлетворения! Отчего вы живете отшельником, кто и когда бросил и предал вас, где ваш дом, барон Данглар?!