— Пока? — подмигнул ей Аренский. — Значит, надеетесь себя преодолеть?
— Что ты хочешь сказать, уточни, — потребовал Герасим. — Чтобы Оля прижилась на войне? Чувствовала себя как рыба в воде? Я, например, твердо знаю: женщине на войне — не место! А женщина, которая к тому же получает удовольствие от убийства, в глазах нормального мужчины должна выглядеть упырем.
Он поймал себя на том, что в течение всей горячей речи размахивает руками, точно мельница.
— Вот, вы сделали меня оратором. Кажется, никогда в жизни я так много не говорил.
— У нас в цирке был акробат — Алмазов, помнишь, папа? — заговорил Алька, не выдержав своего неучастия в разговоре. — Такой молчун — слова из него не вытянешь, а когда влюбился в Анечку — ассистентку иллюзиониста, стал болтать не переставая.
— На что ты намекаешь, поросенок? — Герасим ухватил Альку за ухо. — Кто это здесь влюбился?!
— Почему взрослые не любят правду? — прохныкал Алька, пытаясь вырваться.
Наконец ему это удалось, и он отбежал на безопасное расстояние.
— Думаете, я не вижу, как вы оба, да-да, и ты, папанька, на Ольгу пялитесь. А чуть что, так сразу — за ухи. Вспомнил! Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав!
Все расхохотались. Ольга весело; мужчины — несколько смущенно.
— Ну-ка, Алька, поди сюда, — позвал сына Василий Ильич.
— Драться будешь?
— Ни в коем случае. Иди, по-мужски поговорим.
Нарушитель спокойствия медленно приблизился.
— Ты считаешь Ольгу красивой девушкой?
— А то нет!
— Вот и мы с Герасимом так считаем. Мне сколько лет, помнишь? Правильно, тридцать четыре. Герасиму — двадцать восемь. Двое мужчин в самом расцвете сил, а рядом с ними — девушка-красавица. Конечно, мы на неё смотрим. Конечно, она нам нравится, но разве это её обижает? Мы ведь вас ничем не обидели, Оленька?
Ольга отрицательно покачала головой, с изумлением наблюдая, как легко и элегантно разрешил Аренский эту щекотливую и в некотором роде двусмысленную ситуацию. Как-то раньше она не задумывалась над тем, что и "простому люду" доступны высокие чувства, деликатность и порядочность. Даже умница дядя Николя, говоря о ком-то из бедняков "простой человек", подразумевал, что все чувства и поступки его именно просты, то есть примитивны. Оказывается, для тонких чувств вовсе не обязательно аристократическое происхождение? Она даже покраснела от своих размышлений: знали бы эти милые заботливые люди, как она о них думает! И, словно в оправдание, ласково пожурила Альку:
— Это в единственном лице, мой дорогой, ухо, а во множественном — уши. Не ухи, понял?
— Понял, — радостно выдохнул Алька. В отличие от взрослых, он тут же забыл минуты напряжения.