Пока Джаспер спал, Магда занялась молодой женщиной, но мысли ее были с мальчиком, который лежал у огня такой бледный и неподвижный. Ей не хотелось быть повинной в его смерти. Он был ее любимцем. Смышленый, добрый мальчик. Магда даже подумывала взять Джаспера к себе после смерти его матери, но потом отказалась от этой мысли. Если он сумел выжить на улицах Йорка, то так тому и быть. Быть связанным с «крысятником», как благородные жители Йорка называли жалкое скопище лачуг вдоль реки, означало обречь себя на жизнь нищего или вора.
Мальчик вскрикнул, и Магда кинулась к нему. Она обняла его худенькое тельце вместе с одеялами и прижала к себе. Дыхание у Джаспера было затруднено, но отнюдь не напоминало предсмертный хрип. Возможно, теперь опасность для него миновала. Все-таки он не впал в забытье, неизменно ведущее к смерти. Магда тихонько убаюкала Джаспера, и вскоре он заснул. Когда задремала и молодая женщина, Магда повернулась к монаху.
— Ну и как ты собираешься платить Магде, Данстан?
— Я думал повиниться перед старшим братом и попросить у него денег, — ответил монах. — Разве только ты согласишься, чтобы я до конца своих дней молился о твоей душе?
Магда презрительно фыркнула.
— На что мне молитвы монаха-греховодника? Даже если бы Магда разделяла твою веру, то не считала бы, что твои молитвы чего-то стоят. А что касается денег твоего брата… — Она закатила глаза. — Магда говорит, что ты должен сослужить ей службу. Отправишься к аптекарше, Люси Уилтон, и спросишь у нее, не возьмет ли она мальчика в свой дом до тех пор, пока над ним не рассеется беда. Полностью не рассеется — так ей и передай слово в слово, Данстан. Она поймет.
Амброз Коутс, один из городских музыкантов, спешил по Футлес-лейн, прижимая к груди завернутые в плащ инструменты, хотя нависавшие вторые этажи домов надежно защищали от дождя. Он тихонько напевал новую пьесу, которую только что репетировал с другими музыкантами, и потому не заметил свертка, лежавшего у его двери, пока не споткнулся о него. Амброз подхватил сверток с земли, но не стал разглядывать — уж очень ему не терпелось войти в дом и усесться поближе к огню. Оказавшись внутри, он швырнул сверток к жаровне, а потом осторожно развернул свой ребек,[2] скрипку, два смычка и развесил все на колышках подальше от огня, чтобы до инструментов не дошел жар. Покончив с этим, музыкант нагнулся к свертку, источавшему неприятный запашок.
Амброз решил не снимать перчаток, пока не развернет мокрую тряпку. Он считал обязательным для себя защищать руки от холода. За свою жизнь он часто видел, как хорошие музыканты теряли мастерство из-за того, что пальцы отказывались их слушаться. Коутс присел на табуретку и, наклонившись вперед, размотал сверток.