Нетвердым шагом он подошел ко мне и погладил меня по голове.
- Тут и племянничек родной... Какой сынок-то у Настеньки растет! Кудрявенький, светленький, грамотей.
Неожиданно он заплакал и, всхлипывая, сел на лавку.
- Мамынька, смерть-то у тебя не за горами... краше в гроб кладут... Почитаю я тебя, мамынька, и люблю пуще матери родной! Сколь я тебе горя принес, мамынька! Как я буду за свои грехи господу богу отвечать? Ежели бы не ты, пропал бы я, мамынька... сгинул бы, как собака...
Бабушка улыбалась и лепетала:
- Эх, Ларя, Ларя!.. Без пути ты живешь, без радости...
Пьешь бесперечь... Зачем пьешь? А какой ты мужик хороший! Жить бы тебе, Ларя, трезвому да добро наживать.
Ларивон в отчаянии закрутил волосатой башкой.
- Зачем, мамынька дорогая, мне добро? Да и как его наживать? Противно мне... все спроть душк. Силы у меня, как у быка, а деть ее некуда. И на кулачках-то от меня все шарахаются. Только один-разъединый раз меня избили, да и то пьяного, и не помню кто... Тоска меня, мамынька, съела. Не знаю, как быть... места не нахожу... Ушел бы я не знай куда... М не знай, чего бы я сделал... Вот возьму да все село и сожгу... со всех концов... чтобы все взбесились... Али бы в скит уйти...
- Об одном тебя, Ларя, молю: дай мне ка исход души обещание - не бей, не терзай свою Татьяну. Для тебя, силача, зазорно это, Ларенька. Сила-то тебя и взбесила. А над тобой люди смеются. Нехорошо, Ларя, когда над силачом мелюзга потешается.
Он без передышки выпил полный ковш браги и ударил им по столу. Черпачок со звоном отлетел к порогу.
- Я Машку пропил, мамынька. Максиму Сусину пропил - за Фильку- И тебя не спросился. Взял да и пропил.
И неожиданно упал на колени перед постелью бабушки.
- Бей меня, дурака, мамынька! Выдери мне все волосы, бороду по волосочку вырви.
Я ожидал, что бабушка набросится на него, замечется, зайдется сердцем, но она даже и лица к нему не повернула, - лежала тихая, спокойная, с обычной печалью в глазах.
И только кротко сказала, поглаживая сухой рукой по лохматой голове Ларивона:
- Зря озоруешь, Ларя. Какая тебе от этого корысть и радость? Сгубить девку нетрудно, трудно себе хозяином быть. А себе ты не владыка. Машу-то насильно не выдашь.
- За волосы вытащу... - гнусаво вскричал он, задыхаясь. - Прямо Максимке в избу брошу.
- Нет, Ларя, Маша сильнее тебя: она карахтерная. Вы одного отца дети, оба упрямые да норовистые, только онато умнее и хитрее тебя. Умного кулаком не сломишь, только искалечишь.
Ларивон, как медведь, тяжело встал с пола и с дико выпученными глазами, обезумевший, рванул себя за бороду, широко размахнул и сшиб кулачищем ведро с брагой.