Александру Лыскову по душе люди энергичные и деятельные, не зависящие от чужого мнения. Личности. Хотя понятно, что вместе со славой и хулы им достаётся достаточно. Будучи журналистом в архангельских газетах, он горячо поддерживал идею первого северного фермера, "Архангельского мужика" Николая Семёновича Сивкова, который вознамерился быть на своей земле настоящим и полнокровным хозяином. "Как он (Сивков) в конце 80-х взбудоражил русскую деревенскую жизнь! Скольких подбил на свободное земледелие! Под действием его обаяния в Архангельскую область приехало более 500 человек из городов. Сели на заброшенные земли. Стали косить, пахать пустоши..." ("Сенокос", "Двина" №2, 2003г.).
В работе Сивков себя и семью не жалел, поэтому результаты труда и доходы были соответствующие. И хотя у него имелись неплохие перспективы, среди местных крестьян-земляков последователей оказалось немного. "Почему?" – задаёт автор вопрос себе и читателям в книге "Неоткрытые острова", где речь идёт о подобных преобразованиях в ровдинской округе. И сам отвечает в очерке "Погружение", что появился другой тип крестьянства – государственные рабочие. "Вот прийти на "развод" к восьми часам, к гаражу – это святое дело. А застолбить землю – "на хрена".
Не от лени, конечно, не от дури или пьянства. А единственно по холодному расчёту, по инстинкту выживания. Возьму землю, уйду в отруба – смерть. Ни на собственной картошке, ни на собственном молоке не заработаешь и пятой части того, что в совхозе, кооперативе. Дотаций не получишь. Налогами задушат" ("Двина" №№ 3-4 2001 г.).
Не надо современному мужику никакой собственности, хлопотно с ней. Разочарован он последними реформами по улучшению народной жизни. Усреднён стал мужик, подстрижен со всех сторон суровым двадцатым веком. "И сама деревня, шесть столетних изб, садится с каждым годом. Будто ... дубиной её в землю вгоняют. Трава кругом всепожирающая... Гляжу на эти тающие в жарком дне избы – последний из тех, кто знает о мужиках лет на 150 вглубь – по молве, по рассказам, по сидению в архивах, по догадкам. Сколько тут разных водилось" ("Народ, да не тот", "Двина" № 1 , 2008 г.).
И на четырёх страницах очерка с гордостью пишет о предках своих земляков: о деде своего деревенского соседа Вадика Скрозникова – Иване Сергеевиче Полуянове, известном местном шорнике. Вся волость знала его хомуты, шлеи, сёдла – с личным клеймом в виде трилистника. Василий Михеевич Колыбин держал мельницу, Павел Филимонович Синцов – токарню. Был свой легендарный маслодел – Александр Дмитриевич Бушихин. Маслодельный аппарат он сам (лично!) привез из Швеции на кредит крестьянского банка и на собственные накопления. Сколько жизненного азарта надо было ему иметь, чтобы преодолеть все препятствия, таможни и дерзнуть съездить за необходимой покупкой в Европу из глухой северной деревни! Зато жили сытно и вольно, ни на кого не надеясь, рассчитывая только на свои силы. Крепкого крестьянского замеса были люди. По сути, получился не очерк, а настоящий гимн трудовому человеку, хозяину своей судьбы, своей земли.