Люся смущенно оглянулась по сторонам.
Но рюкзаки снимали уже со всех девчат. И только Света Горюнова насмешливо повела плечами, отводя руку Войцеховского:
— Ну-ну! Я еще и тебя донесу в придачу…
И вот потянулась под ногами проселочная дорога. И нет ей конца. Восемнадцать километров не пустяк. К концу пути все устали, растянулись на добрые полверсты. Зато с какой радостью увидели вдали огни города. Весь горизонт будто мерцал, объятый бледным заревом.
— Какой он красивый, наш город! — воскликнул кто-то из девушек.
— Теперь дома! — сказал Иван, и всем показалось, что город в самом деле рядом. Однако пришлось еще шагать и шагать, прежде чем сплошное море огней рассыпалось в стайки, обозначились улицы, и наконец застучала под ногами мостовая.
Все подтянулись. Послышался смех, веселый говор.
Но кто-то уже свернул на свою улицу. Потом еще. И еще. И вот уже их осталось только пятеро. Потом — трое. И наконец двое: он и она.
И идут они теперь медленно и почему-то молчат, не глядят друг на друга.
Но вот она останавливается возле большого четырехэтажного дома:
— Здесь я и живу. Спасибо, Саша.
— За что?
— За то, что всю дорогу нес мой рюкзачище.
— Тогда и тебе спасибо за мой рюкзак.
Люся долго поправляет косынку и наконец протягивает руку:
— До свидания, Саша.
— До свидания…
— Счастливо тебе добраться… — Она не торопится уходить. И не отнимает своей руки.
— А до занятий еще целых три дня, — неожиданно говорит он и почему-то вздыхает.
— Да, еще три дня, — повторяет она. — А может, ты выберешь в эти дни пару часов и… поможешь мне разобраться в математике?
— Непременно! — говорит он. — Конечно! Хоть завтра.
— Нет, завтра я займусь домашними делами. А послезавтра приходи, если можешь. Часам к одиннадцати. Хорошо?
Он молча кивает головой.
— Вот в этом подъезде, квартира тридцать вторая, запомнишь? Ну, до свидания. — Она берет рюкзак и идет к дому. А он все не двигается с места. Она оборачивается и машет рукой. И ему кажется, что он еще видит ее улыбку и ощущает на руке холодок, оставшийся от ее ладони.
А улицы спят. И сонно покачиваются на столбах фонари. И поют свою песню невидимые во тьме провода.
Холодные капли стекают за ворот и щекочут шею. Дождь, назойливый, колючий, опутал все — дома, деревья, улицу. Начался он еще с вечера, лил всю ночь и кончится, наверное, нескоро.
Ну и пусть. Наташа поежилась и плотнее запахнула полы плаща. Зато на улицах нет прохожих, и никому не видно ее слез, навертывающихся на глаза… Вдали показалось здание университета. Сегодня оно выглядело серым и неприветливым. До чего же не хочется входить в него! Снова перебирать бумаги, слушать ворчливую трескотню секретаря… Наташа замедлила шаги. Что за народ там, у входа? Студенты? Не может быть, они приедут только завтра… Лучше бы никогда не приходило это завтра, и никогда больше не видеть ребят своей группы…