Сначала его слушали. Потом начали прешептываться. Наконец кто-то крикнул:
— Регламент!
Валерий поднял руку.
— Я, собственно, кончаю. Думаю, что выражу общее мнение: мы за математику, но против школярства! Мы за науку, но против методов, которыми когда-то натаскивались дворянские недоросли. — Он тряхнул головой и не спеша направился к Люсе.
— Да разве они поймут! — доверительно шепнул он ей.
Люся не ответила.
— Кто следующий? — спросил Беленький.
— Дайте я скажу, — поднялся Иван.
— Проходи сюда.
— Зачем? Я с места… Вопрос ясен. То, что математика нужна — это факт. Бесспорный. То, что читают нам ее отвратительно — тоже факт. А мы сюда пришли учиться, а не штаны просиживать! Нам знания нужны! Вот и весь разговор! Так что решение может быть сейчас одно — просить учебную часть заменить нам Цоя.
Он сел на место. Валерий запальчиво крикнул:
— Позвольте, но это школярство! Я еще раз хочу сказать…
Тогда Иван снова поднялся и как бы между прочим добавил:
— А что касается выступления этого… Как его?
— Ларина! — подсказал кто-то.
— Да, Ларина… Так это как микстура для пацанов: и много, и сладко, и пользы никакой…
Все дружно засмеялись. Засмеялась и Люся, впервые почувствовав себя не одинокой в своей группе.
***
Саша встретил Воронова в коридоре, после занятий. Поздоровался, хотел пройти мимо, но неожиданно для самого себя остановился и сказал:
— Юрий Дмитриевич, вы обещали дать тему… тому, кто захочет заняться научной работой…
Воронов посмотрел на него внимательно:
— И вы решили попробовать свои силы?
— Да, если можно…
— Отчего же нельзя, конечно можно. Но имейте в виду, — предупредил он, — это не забава, а труд. И труд не легкий. Вас это не пугает?
— Труда я не боюсь.
Воронов улыбнулся:
— Тогда пройдемте ко мне…
Так Саша впервые переступил порог кабинета Воронова. А скоро Юрий Дмитриевич даст ему и первое научное задание.
Об этом и раздумывал он, подходя к знакомой улице. Но едва свернул сюда, мысли смешались. Все здесь, начиная с булыжной мостовой и кончая дуплистыми липами, напоминало Наташу. И как ни сердит был Саша на нее за все причуды и колкости, какие она, не скупясь, сыпала в последние дни, при виде старого деревянного дома с крашеным крыльцом он мог думать лишь о том, что здесь, за этой дверью, ждет она, и что сейчас он увидит ее, и что она будет с ним весь вечер…
А когда он позвонил и в прихожую вышла Наташа, в пестром домашнем халатике, с брошенными за спину косами, такая, какой он знал ее год назад, что-то сжалось у него в горле и он смог лишь молча шагнуть ей навстречу.
Верно, и она в эту минуту вспомнила то хорошее, что было между ними, потому что глаза ее потеплели, и она порывисто шагнула к нему и молча прижалась к его груди.