И можно считать их почти за одно и тоже…
На склоне Хэнк курит в терпеливом молчании рядом с отцом, вслушивается в нестройный писк Джо Бенова транзистора, продирающийся к ним через рыдающие ели. (Старик все стоял, прильнув к бревну, шевелил челюстью в задумчивости; его белые космы теперь распластались по костистому черепу, наподобие мокрого воланчика, напяленного на голову.
— Уклон покруче, вроде как там вот, — все бормотал он. — Хм. Ага. Аккурат, как там, сойдет. До половины разом завалим. Угу. Точняк завалим…
Я был в легком шоке от перемены, приключившейся со старым енотом; казалось, будто он, умудрившись сбросить гипс, стал еще умудренней — и при этом помолодел. Я следил, как Генри осматривается, указывает, какие деревья валить, как, в каком порядке, и так далее… и такое было у меня впечатление, будто я вижу некогда знакомого, но почти забытого человека. В смысле… это был не тот старый сумбурный, пустобрешистый персонаж, что громыхал, никем толком не замечаемый, по дому и местным барам последние полгода. Но и не тот шумный ходячий прикол, что год назад. Нет, постепенно я проникся, что сейчас передо мной — тот герой-дровосек, за которым я бегал в походах по окрестностям лет этак двадцать назад: спокойный, упорный, уверенный человек-скала, который учил меня, как завязывать булинь одной рукой и как вставлять расклинки, чтоб подсеченное дерево упало с точностью до «мудного волоска», хоть орехи подкладывай да коли!
Я смотрел на него молча. Словно боялся, что от первого же моего слова это наваждение сойдет. А старый Генри все говорил — с толком, с расстановкой — и я испытал приятную гибкость в теле. Будто пару кварт пива выдул. Легкие дышали легко и глубоко, и такой покой по телу разлился, почти что сон. Было хорошо. Я прикинул, что впервые за много и много лет по-настоящему расслабился — ну если, боже мой, вчерашний массаж от Вив не считать. Вот ведь, подумал я: старый старый Генри вернулся; ну так пусть порулит, покуда я дух переведу.
Поэтому я ничего не говорил. Я не мешал ему с его наставлениями, и лишь когда Джоби был совсем рядом, я напомнил, что склон, который мы обрабатываем, — аккурат тот самый, что он нам утром указал.
— Забыл? — ухмыльнулся я. — Сам же сказал, чтоб от этих скал начинали?
— Да верно все, верно, — говорит он, без тени огорчения, и продолжает: — Но я выбрал это место как самое безопасное. И то было утром. А теперь у нас нет времени, больше нету. В том, другом месте, склон покаверзнее, но там мы нарежем вдвое больше дрынов, чем тут. Ладно, все расскажу, когда Джо подойдет. А теперь заткнись и дай мне поразмыслить.