? ГОВОРИЛИ Ж ТЕБЕ: БЕРЕГИСЬ!
Что, если я пряну гордым жеребцом, а окажусь чахлой клячей, которая если чем и прядет, то разве что ушами?Я окаменел от такой перспективы. Мне перестало везти по этой линии еще до самоубийства матери, и прошли месяцы с последней моей горькой попытки — так с чего бы мне рассчитывать на успех в этот раз? Возможно, потому и медлил я так долго; возможно, от этой горечи разочарования меня и ограждал БЕРЕГИСЬ мой страж; возможно, мне бы лучше…
Но когда из-за двери меня окликнул голос — «Заходи, Ли», — я понял, что слишком поздно приводить резоны, даже сколь угодно разумные.
Я приоткрыл дверь и сунул голову:
— Приветик, я просто поздороваться, — сказал я и добавил невзначай: — Вот прогулялся пешочком из города, и теперь…
— Рада за тебя, — буркнула она. Потом чуть душевнее: — Мне уже тут страшновато стало в одиночестве. Ой! Ты ж весь мокрый! Садись к камину!
— Мы расстались с Генри в клинике, — запинаясь, объяснил я.
— Вот как? Как думаешь, куда он поехал?
— Да какие могут быть предположения касательно путей старика Генри? Должно быть, в новый поход за бальзамом Галаада…
Она улыбнулась. Она сидела с книжкой на полу перед гудящей оранжевой спиралью своего камина, на ней были облегающие зеленые брючки и клетчатая шерстяная рубашка из гардероба Хэнка, от которой, я уверен, нежная кожа Вив терзалась зудом-зудом-зудом. Отсветы электроспиралей заливали ее лицо и волосы роскошным жидким золотом.
— Да, — сказал я. — Полагаю, подзастрял он в Галааде, заправляясь бальзамом…
Исчерпав наши стартовые «как-ты-так-тики» и «что-думаешь-жи-ши», потянув надлежащий миг молчания, я указал на ее книгу:
— Вижу, ты не отринула стезю духовного самосовершенствования?
Она улыбнулась книге:
— Это твой Уоллас Стивенс, — подняла взгляд, испрашивая прощения: — Не уверена, что понимаю все, что тут…
— Не уверен, что хоть кто-то понимает.
— … но мне нравится. Они… ну, даже когда я не понимаю, все равно какие-то чувства возникают. Где-то радость, где-то — забавно очень. А порой, — она снова опустила глаза на книгу, — порой просто-таки пугает.
— Значит, ты точно прониклась!
Мой просветительский порыв повис еще одной неуклюжей паузой; она опять подняла взгляд.
— Кстати, чего тебе там медицина сказала?
— Если вкратце, — я решил обратить свой культуртрегерский пафос в комический, — медицина сказала: «Спусти штаны и нагнись!» А следующее, что помню — они накачивают мои легкие нашатырем.
— Ты упал в обморок?
— Глубже некуда!
Она мелодично рассмеялась, потом заговорила, доверительно понизив голос: