дием, о
рудием».
— И большого калибра! — воодушевился Главный по Недвижимости Хотвайр. — Это вы прямо в яблочко попали. Сам-то я никогда не был особо близко знаком с Джо, но по всему видать: личность масштабная и светлая.
— Да-да, орудие.
— Надежный, честный, прямой парень.
Беседа снова увяла, и поход продолжался в молчании; брат Уокер предвкушал похороны. Он знал, что соберется немало адептов Веры, и они потребуют, чтоб ему дали слово, доброе слово о Брате-в-Вере Джо Бене, после преподобного Томза. И от перспективы выступления перед этими полированными скамьями, этими торжественно-траурными костюмами, при органе, драпировках, при всей этой плюшевой пышности традиционной религии, он робел и восторгался, как школьница. Конечно, и шатер может быть Домом Бога, не хуже любой иной обители, и поскольку он разделял Веру — которая не разделяла пристрастий к безвкусным шоу скорби, — он обязан был хмуриться на старомодные христианские похороны. Но как бы он ни хмурился, в душе он всегда радовался, когда кто-то из родичей усопшего настаивал — а они непременно это делали — на том, что, при всем уважении к учению Веры, может быть, похороны следует все же, лишь ради внешних приличий, провести по обычному обряду. И при всей безвкусице и нарочитости этого грустного балагана, трудно отрицать, что с точки зрения акустики, подхватывающей Слово Божье, светло-серая драпировка Церемониального Зала Лилиенталя превосходила брезент. Да, безусловно, шатер мог быть не худшим Домом Бога, чем любой другой, но все же это лишь шатер.
(Ну разве не раздолье было бы для Джоби — толковать эти сигналы солнца? думал я, стоя там и глядя на небо… как бы он расцвел. Тут я услышал, как Вив снова окликает, и направился к лодке…)
Симона орудует иглой и ножницами — тщательно, но тщетно. Индианка Дженни вздыхает, расплетает ноги и со скрипом вытягивает их на раскладушке. О, она не закрывает свои проекты — тянется к книжке «В поисках Брайди Мёрфи» [100], валяющейся на полу хибары, — она просто вновь меняет подход…
В своем номере в отеле Род бросает чтение объявлений и неохотно расчехляет гитару, чтоб присоединиться к репетиции, затеянной его шебутным товарищем.
За озаренными солнцем каракулями неоновых труб Тедди прислушивается к нарастающему смеху и веселью, погружает свой аналитический лот в темный колодец, откуда выплескивает радость. Чего они теперь боятся? Ивенрайт капитулирует перед галстуком: ладно, белая рубашка — достаточная уступка… но только не эта удавка, и точка! Симона слышит звонок в дверь, спешит подойти, пока он не разбудил шестилетнее чадо; перед тем как выбежать из спальни, она с омерзением кутается в линялый шенильный халат и снова проверяет пустую сигаретную пачку. Верзила Ньютон допивает свое безвкусное пиво и заказывает по новой, томимый небывалым унынием…