— А что так? — спросил я.
— Не посылают. Лимит душ, говорят, и так превышен, размещать не успеваем. Чтобы практику не потерять, уже бесенят из третьего круга совращаю.
— Не думаю, чтобы они были против.
— Они-то не против, и в этом самая пакость. Скажи, какое же это на милость совращение, если жертва с самого начала настроена поразвлечься?
— Тяжело, — посочувствовал я.
— А сам по старым дням не скучаешь?
— Не особо, — сказал я. — Моя профессия была не столь приятна, как твоя.
— Извини, — сказала она. — Я совсем забыла.
— Да ничего, — сказал я. — Я уже и сам забываю.
— Встретимся вечером? Или после работы ты занят тем же, чем и большинство демонов твоего возраста? Кропаешь воспоминания…
— Кропаю потихоньку, — сказал я. — Но против встречи с такой привлекательной дамочкой ничего не имею.
— Ну вот, — огорчилась она, — опять облом. Я думала, ты будешь против, и я заявлюсь к тебе в полном боевом снаряжении, готовая к тяжелой, изнурительной борьбе…
— Хм, — сказал я. — Как-то не сообразил. Кстати, только что вспомнил, я сегодня не могу. У меня чрезвычайно важная встреча…
— Вижу, что ты врешь, старый греховодник, а все равно приятно.
— Нет, правда, — сказал я.
— Встретимся вечером, — сказала она.
— Меня может не быть дома.
— Чао, крошка, — сказала она, взмахивая крылом и забирая влево. — Увидимся!
— Прощай, — сказал я.
Суккубы не любят, когда им говорят «до свидания». «До свидания» выражает надежду на следующую встречу, а истинное удовольствие для суккуба — не просто оказаться в вашей постели, а сделать это вопреки вашему желанию. Последние восемьсот с лишним лет я трудился во славу ада на одном и том же месте. Не сказать чтобы работа была очень интересной, но каждый день я по долгу службы встречался с разными душами, иногда даже попадались очень любопытные экземпляры.
Я залетел в окно своего кабинета, сложил крылья, уселся за стол и включил кофеварку. Сразу же послышался робкий стук в дверь, наверное, там уже целая очередь. Мертвые любят заявляться с утра пораньше.
— Войдите, — сказал я, и вошел первый экспонат.
При жизни он был видным мужчиной и преставился лет в сорок. На нем был призрак синего делового костюма и галстука с изображением американского флага. Не люблю американцев. Даже здесь они считают себя хозяевами, грешниками, простите за каламбур, первого сорта.
— Джон Смитсон, — представился он. — Тысяча девятьсот двадцать первый — тысяча девятьсот шестьдесят третий.
Не так уж я оказался далек от истины.
— Личный идентификационный номер?
— Три-четыре-пять-ноль-ноль-ноль-восемь-семь-шесть-шесть-один-два-два-девять-девять-три-три-три-три-четыре, — отчеканил он.