— Пошел вон, ты…
В поведении чиновника было столько высокомерия, желания унизить, раздавить хотя бы словами, что Граков, человек порывистый, не выдержал.
— Выйти? — рявкнул он. — Ни за что! — И показал чиновнику фигу.
У того отвисла челюсть и выкатились глаза. Должно быть, и на Шарре в этой фигуре из трех пальцев подразумевалось нечто весьма непристойное.
Еще в лифте, даже не предполагая, что сорвется, Граков решил действовать с предельной активностью. Как на планете повышенной опасности.
По его мнению, здесь непременно требовались неожиданность и напористость — вплоть до наглости и хамства. Надо было шокировать чиновников непривычным для них поведением — пусть грубым или нелепым. Отвечать их же оружием, ударом на удар. У разомлевшего от чванства и безнаказанности врага должен случиться шок. Тут-то его и надо будет добить. Очень уж хотелось Гракову запустить увесистый булыжник в это застоявшееся, зловонное болото. И теперь, видя обалдевшую физиономию в кресле перед ним, пилот понял, что исполнил свое желание — булыжник плюхнулся-таки в трясину.
Фига превратилась в кулак, а кулак грохнул по столу чиновника — аж все ручки и бумаги подпрыгнули. Чиновник открыл рот, побледнел и откатился в кресле назад — подальше от стола и кулака.
— Я сейчас охра…
— А пока она придет, мы будем тут наедине, сладкий мой, — напомнил пилот елейным голосом. — И ох, что может случиться.
— А что…
— Может, проверим!? — проревел Граков, как буйнопомешанный медведь.
— Зачем?
— И в самом деле, зачем!
— Но я…
— Молчать! Надоели вы мне все до зеленых чертей!
— Это возмутительно! — провизжал чиновник, пытаясь съежиться в кресле.
— Значит, так принимают у вас инопланетного представителя?! — бушевал он.
— К-как… так?
— Швыряют по кабинетам, будто паршивого котенка! — Пилот вдруг подумал, что шарряне понятия не имеют о том, кто такие кошки. Но ничего, «орден» найдет местную замену.
— Швыряют? По каби…
— Вы что, на междупланетный конфликт нарываетесь? Галактических неприятностей захотели? — Граков помнил по земным впечатлениям, что чиновники больше всего боятся громких конфликтов. Чем громче может случиться конфликт, тем быстрее стараются погасить его. Это один из их неписанных принципов — что бы где бы ни случилось, все должно быть тихо и незаметно. Возможность заиметь собственные проблемы всегда делает их внимательнее к чужим проблемам.
Проходя последние несколько кабинетов, Граков подсохнательно воспринимал происходящее с ним и вокруг него как бездарное театральное представление, глупый и дешевый фарс, неведомо кем придуманный и неизвестно зачем поставленный. Ну, не может такого быть в нормальной человеческой жизни. И нормальной человеческой жизни не может быть в таком вот отстойнике.