Он издал звук, выражающий досаду, а потом сел на пол, скрестив ноги, и стал смотреть на нее. Она пришла в такое удивление, что встретила его взгляд, позабыв обо всем. Они теперь стояли на коленях лицом к лицу, глядя друг другу в глаза, и она почувствовала, как что-то шевельнулось в ней. Она не могла бы дать название этому ощущению, никогда раньше не испытанному. Когда она смотрела в его темные горящие глаза, в ней пробудилась необычная дерзость, желание отвечать, словом на слово.
, Но она служанка, напомнила себе Диана, она не имеет права на проявление эмоций.
– Почему я здесь? – снова потребовал он ответа. Она покачала головой, стараясь казаться беспомощной.
– Мне кажется, я вас где-то видел, – продолжал он. Внутри у нее все сжалось, но ее научили не показывать своих, чувств.
– Вам когда-нибудь раньше приходилось бывать в этом уголке Йоркшира, милорд? Потому что я никогда не покидала его.
– Вы здесь родились?
Она кивнула, легко солгав.
– И ваш господин тоже?
Она не ответила, только стала подниматься.
– Подождите!
Она бесстрастно взглянула на него.
– Да, милорд?
– Вы не попробовали пищу.
Она со вздохом снова опустилась на пол и понемногу отведала все, что принесла. Он молча следил за каждым ее движением. Она могла бы поклясться, что он слишком пристально смотрел на ее губы; у нее было чувство, словно он прикасался к ним. Глотнув вина, она снова стала подниматься, чувствуя облегчение от того, что может наконец уйти. Она струсила!?
– Откуда мне знать, что там нет медленно действующего яда?
– Вам нечего бояться, милорд. Поверьте, мой господин не хочет, чтобы я свалилась, когда буду уходить отсюда. Ему нет смысла вредить вам теперь, когда вы уже не можете ему угрожать.
Ей показалось, что она слышит, как скрипят его зубы. Поднявшись на ноги, она сказала:
– Утром я снова принесу еду.
– И как долго это будет продолжаться? – явно обескуражено спросил он, поднимаясь перед ней во весь рост. – Кажется, он не хочет, чтобы я умер от голода и холода, если вы приносите мне пищу, питье и огонь.
– Вероятно, у него нет такого намерения.
– Тогда что? Что это все значит?
Он стоял перед ней, уперев руки в бедра, устрашающе мощный. Шесть лет назад он был другим, еще совсем мальчиком, которому полагалось стать священником; теперь он, казалось, заполнял собой все пространство, вытесняя ее.
О чем она думала, что она будет делать с ним? Паника охватила ее, она была виновата в убийстве, и ее мучило, что из-за нее мог пострадать другой. Но непохоже, чтобы он страдал.
Даже если непогода совсем разгуляется, ей необходимо завтра же отправить донесение в Лигу. Она не в силах говорить с Баннастером каждый день, не имея возможности отвечать на его вопросы, не зная, как разрешить дилемму.