— Боюсь, что у меня уже не получится. Привет Никите. Знаешь, мам, меня всё время мучает чувство вины: будто я ему чего-то недодала. А сейчас и вовсе тебе на шею сбагрила…
— Мне не трудно, — медленно говорит мать и тревожно спрашивает: — Никак, ты хочешь у меня Никиту забрать?
— Что значит, забрать? Мама, он же не игрушка.
— Вот именно! — с сердцем говорит Вера Александровна. — Он разве у меня плохо присмотрен? Всегда в чистом, всегда готовлю свеженькое. А тебе, между прочим, о своём будущем надо подумать, жизнь свою устраивать. Вот и пользуйся, пока мать жива-здорова!
И этот рефрен звучит в речах матери всё чаще — её пугает мысль опять остаться одной в доме. Недаром с появлением внука она ожила, будто получила новый заряд энергии. Опять стала заниматься с учениками, следить за собой… Вот и выбирай, что лучше: способствовать душевному спокойствию матери, всё больше отдаляясь от сына или…
"Тут вам не Америка!" — неизвестно кому говорит она и идёт собираться на работу.
А на работе — сегодня она трудится в собственном кабинете — её наконец достаёт всё утро подстерегавшая тревога. Она решает позвонить Маше на работу. Что там у неё случилось? Неужели опять с фонарём ходит?
— Позовите, пожалуйста, Марию Зубенко! — просит она, набрав номер её служебного телефона.
— Простите, а кто её спрашивает?
— Подруга. Моя фамилия Лопухина.
— Видите ли, с Машей случилось несчастье, — женщина на другом конце провода собиралась было что-то сказать: но на неё, очевидно, цыкнули, и она торопливо договаривает: — Звоните Зубенко домой. Подробности мне неизвестны.
Не успевает она опустить в недоумении трубку на рычаг — что такое случилось с Машей, о чём нельзя сказать по телефону? — как ей звонит Лена Ткаченко.
Евгения всем друзьям дала номер своего служебного телефона, но сегодня Лена звонит впервые.
— Женя? Ты уже знаешь, что случилось с Машей? Нет? Какая беда! Ох, какая беда!
Господи, все как сговорились! Что же случилось с Машей?!
— Маша застрелилась.
Кто-то будто щёлкает выключателем в мозгу Евгении. Она слышит, как Лена что-то говорит, но её слов не воспринимает. Значит, ночной звонок не был просто лепетом пьяного Зубенко? Значит, действительно Машу он застрелил?
— …Он так рыдал! Страшно было слушать… И ещё, Женя, я знаю, что Маша тебя очень любила, но Сергей… Он просил тебя завтра на похороны не приходить!
Последнюю фразу она слышит вполне отчётливо: конечно, ему неприятно будет видеть человека, которому он в шоке проговорился. Евгения хочет сказать, что несчастный, рыдающий Сергей и есть убийца, но слова застревают в горле. Она лишь слышит в трубку, как Лена плачет и повторяет: