Так вот, без двух минут шесть вечера Лопухину зовут к телефону.
— Евгения Андреевна, я рад! — сообщает ей президент знакомой фирмы. — Когда вы сможете выйти к нам на работу?
— В следующий понедельник.
Она думала, что рассчитаться с родным институтом удастся гораздо быстрее, но ей поставили условие: закончить всю свою работу. Пусть скажет спасибо, что отпускают без двухнедельной отработки, как в былые добрые времена!
— Будим ждать! — тепло говорит Валентин Дмитриевич и посмеивается. — Хотите, проведу небольшой сеанс ясновидения? Сейчас все ваши коллеги стоят на старте в ожидании… впрочем, нет, уже побежали, услышав заветный бой курантов!
— Это так! — соглашается Евгения.
— А у нас вы станете забывать о времени! — хвастливо обещает президент.
Мы будем посмотреть! Так, кажется, говорил борон фон Врангель, по свидетельству пролетарского поэта Демьяна бедного. Скорее всего, он говорил по-русски лучше самого поэта, но тогда его образ не вызывал бы у других пролетариев ненависти и желания его бить.
Закончился рабочий день, а Надя так и не появилась. И Евгения не стала её искать. Друг проверяется в беде? Или в радости? Гордыня — грех! Надо бы пойти, повиниться, но в чем? Еще один штрих: раньше она бы извелась размолвка с близкой подругой. Побежала бы её искать, выяснять. А теперь? Что же это такое в ней проклевывается? Чувство собственного достоинства? Или самолюбования — вон я какая гордая?
Так и не сумев подобрать для себя подходящий ярлык, Евгения выходит из института и спускается по лестнице, весело размахивая сумкой. Чересчур весело. В то время, как в ней что-то с хрустом прорастает, даже кости трещат, хотелось бы иметь рядом кого — то близкого, кто бы объяснил: на бойся, Женечка, это болезнь роста. Вернее, прорастания, из безликой, покорной женщина обновленного, уверенного в себе существа. Потому, выше голову! Будет туман, прорвемся!
На остановки автобуса перед нею тормозят "жигули" и выглядывает лицо кавказкой национальности.
— Садись, дорогая, подвезу, куда скажешь!
— У меня нет денег! — отмахивается Евгения.
— Зачем такой красавице деньги? — изумляется кавказец. — Деньги есть у меня!
— Слушай, мужик! — кричат ему сзади. — Вперед подай, дорогу загородил!
"Лицо" захлопывает дверцу и отъезжает вперед, а перед Евгенией распахивается дверца "вольво".
— Садитесь, благородная, поскольку нам по пути, я с вас много не возьму!
Виталий! Она сразу узнает его и садится, краем глаза отмечая возмущенное лицо кавказца. Наверное, он жалеет, что один. А то они бы показали этому нахальному русскому!