— Слушаюсь! — Я лихо выпрямляю спину и беру его под руку. — Ваши телохранители тоже… освобождены на сегодня?
— Мои телохранители проинструктированы следующим образом: ни в коем случае не выдавать своего истинного лица, но по сторонам поглядывать.
Двое моих коллег — сотрудников Найденова — уже сидят за столом и медленными глотками пьют минеральную воду. Это таким образом, они считают, не видно их истинного лица? Может, где-нибудь в Европе на них никто и не обратит внимания, но у нас… Двое мужчин, с явно спортивной выправкой, сидят и даже не пытаются налить себе чего-нибудь погорячее? Да если это не больные, то разве что… шпионы!
Поймав себя на этой мысли, я невольно прыскаю. Найденов удивленно косится на меня.
— С вами все в порядке, Ванесса Михайловна?
— Не обращайте внимания, это я так…
При виде нас телохранители Михаила Ивановича оживляются, вскакивают, отодвигают стул мне, а заодно и Найденову, который тут же шикает на них.
— Вы что, мужики? Договорились ведь: я не инвалид. И даже не очень стар. Ухаживать за мной не надо.
— А меня прошу не звать по имени-отчеству, — тем же полушепотом заодно требую я.
Они задумываются.
— А как от вашего имени звучит ласкательное? — подумав, интересуется начальник безопасности Анатолий Викентьевич.
— Можно звать просто Аня.
Я всегда горько сожалела о том, что мама не назвала меня простым русским именем вроде Анна. И только теперь подумала, что давно могла бы себе такое имя сделать. Вот как сейчас — представиться и получить, пусть на время, желательный бейдж. Меня зовут Аня! Можно, кстати, и паспорт поменять. А маме даже не говорить об этом, чтобы не обиделась.
— А что, очень даже хорошо звучит, — соглашается Найденов. — Что будете пить, Анечка?
— Раз вы сказали, что мы будем развлекаться и что мне надо расслабиться…
— Ни от одного слова не отказываюсь, — будто клянется он.
— Я буду коньяк! И если можно, на брудершафт.
— Вы будете вместе со всеми нами целоваться? — оживляется второй телохранитель. Наверное, он неплохо знает свое дело, если именно его Анатолий Викентьевич взял с собой.
Нарочно нас не знакомят, но из разговора я слышу, что мужчины зовут его Вовой.
Вова. Владимир. Двадцать два — двадцать три года. Высокий, худощавый, вес примерно семьдесят два… Не так уж много профессионалов-рукопашников живут в нашем городе… И тут меня осеняет: Владимир Горицкий. Двадцать семь лет, как и мне, просто он выглядит моложе.
Горицкий улавливает мой заинтересованный взгляд и незаметно кивает: мол, правильно, угадала. Хороших бойцов набрал Найденов в свою гвардию.