— Я сказала ему: «Дарить платок — к несчастью», а он: «Я не верю в приметы! Подари. Он нравится мне, точно первая радуга…»
— Вчера, когда он ушел из дома, платок был, как всегда, в тужурке?
— Вадим никогда не расставался с платком.
Я поднялся и уже в дверях сказал:
— Не могу, не имею права вас успокаивать. Держите себя в руках, у вас дочь, и вы ей нужны.
После Цветаевой я поехал в управление к Шагалову. Новое задание Гаеву и Луневу: проверить знакомую Ежова — Магду. Затем начать поиск черного «Москвича».
После обеда я занялся литературой, присланной мне Кашириным.
Мой отъезд был назначен на завтра в четырнадцать часов. Теперь Черноусов интересовал меня по-настоящему, к нему вело не только заключение экспертизы по жировому пятну на конверте, к нему тянулась ниточка немецкой биографии Ежова.
На следующий день я только справился у полковника по телефону о ходе дела. Не было ничего нового. Поглощенный книгой, я услышал телефонный звонок, когда он прозвучал в третий раз. Снял трубку и сразу узнал хриплый басок художника Осолодкина.
— Федор Степанович?
— Я, Касьян Касьянович!
— Простите, что отрываю от дела. Приперли обстоятельства.
— Готов служить, Касьян Касьянович.
— Срочно нуждаюсь в вашей консультации. Я вам помогал — платите должок. Берите машину и срочно ко мне! — Старик повесил трубку.
Зачем я понадобился Осолодкину?
Но все же я позвонил в управление и вызвал машину.
Когда мы подъехали к дому Осолодкина, хозяин стоял под ротондой. Вид у него был взволнованный. Он обрадовался моему приезду, сел в машину и дал водителю адрес, сказав:
— Сейчас все объясню. Вот какие дела, Федор Степанович. Я думал, все-то я знаю, во всяком деле собаку съел, да вот хвостом подавился. Ну, слушайте: люблю я писать лес после дождя. Погода хорошая с утра. Взял я этюдник, складной стул, поехал автобусом в Дачное. Там три километра по шоссе мачтовый лес. Свернул с шоссе, облюбовал полянку, поросшую молодняком. Присел. Стал разбирать этюдник, вижу, чьи-то ноги торчат из куста. Все-таки, думаю, сыро для отдыха. Подошел… Паренек лет двадцати пяти… Глаза открыты, и в них, жужжа, суетятся мухи… Что делать? Промолчать? Совесть не позволяет, а по милициям таскаться — силенки не те. Решил позвонить вам…
Левый борт куртки распахнут, и на рубашке у сердца большое пятно крови…
Лесом Осолодкин шел впереди, и я с трудом за ним поспевал. Вот и поляна, поросшая молодым ельником.
Это был Вадим Тарасов.
Левый борт куртки распахнут, и на рубашке у сердца большое пятно крови…