— Этому парню надо бы снять свои часы, — сказал командир Винклеру, показав на оператора носовых рулей.
Тайхман подумал: «Он что, опять забыл мою фамилию или просто не хочет ее произносить? Это на него похоже. Все равно, часы Вегенера я не сниму. Однако на борту лодки они мне не нужны, а когда мостик заливает водой, в них попадает влага, что для часов очень плохо, даже если они, как указано в инструкции, водонепроницаемые. Видимо, надо их периодически снимать. Но только не сейчас, поскольку этот ублюдок с лейтенантскими погонами думает, что меня можно называть „этот парень“ — этот щеголь с ухоженными ногтями и лавандовым лосьоном…»
Тайхман недооценил командира. Лютке не любили на лодке, но он был отличным подводником. Он пустил на дно множество судов общим водоизмещением более 100 тысяч тонн и хорошо знал свое дело. Экипаж знал об этом, и, хотя моряки выходили с ним в море уже в пятый раз, боялись его точно так же, как и в свой первый поход, но, тем не менее, гордились им. Они не позволяли никому критиковать своего командира и защищали его, несмотря на то что терпеть не могли его характер. Они прощали ему его недостатки — но это не приближало их к нему. Они простили ему даже то, что он велел убрать изображение Рыцарского креста, которое они, как и все экипажи, чьи командиры получали этот крест, нарисовали на рубке своей подлодки. Но когда команда поздравляла Лютке с этой наградой, он спросил: «А вы какое имеете к этому отношение? Я приказываю убрать эту птицу с моей лодки. Я что-то не помню, чтобы награду получил весь экипаж». Таков был Лютке. Но на берегу, а также в те часы, когда корабль входил в порт или выходил из него, он надевал свой крест. Он ходил с ним даже в офицерский бордель.
После завтрака были учения, во время которых отрабатывалось погружение на большую глубину. Подлодка погрузилась на 80 морских саженей, а затем всплыла на поверхность. В 8:00 Тайхман сменился с вахты.
У него со Штолленбергом были койки в кубрике для старшин. Здесь они спали, но им приходилось проводить все свободное от вахт время и принимать пищу в офицерском отсеке. Так захотел Лютке. Это не нравилось ни старшим чинам, ни старшинам, да и Тайхмана со Штолленбергом совсем не устраивало. Они предпочли бы питаться в старшинской столовой, поскольку камбуз располагался по соседству с ней; все блюда для офицеров, командиров и экипажа проходили через старшинскую столовую, которая служила чем-то вроде таможни. Тем не менее, кормили в кают-компании хорошо. За все время службы мичманы никогда так хорошо не питались. Но это было единственное преимущество жизни на подлодке.