Тайхман посмотрел в сторону кормы и не увидел кильватерной струи. Он взглянул командиру в лицо, и ему показалось, что оно высечено из грубого камня. Это лицо было покрыто солью; глубокие морщины прорезали его. Там, где были глаза, Тайхман увидел два красных круга, словно кто-то забрызгал камень кровью. И вдруг оно словно осыпалось — от одного-единственного вопроса. Спускаясь в лодку, Тайхман повернулся к рулевому и, больше по привычке, чем из любопытства, спросил:
— Ты какой курс держишь?
— Один-шестьдесят, господин мичман.
— Что-что?
— Один-шестьдесят, господин мичман.
— И давно?
— Последние двадцать четыре часа.
— А я думал, что конвой держит курс один-шестнадцать.
— Для меня это новость, господин мичман.
Верный курс был один-шестнадцать.
Командир дал приказ погружаться. Он никого не стал наказывать. Из-за постоянной темноты невозможно было прочитать показания репитера компаса на мостике, да и вообще в такую погоду невозможно было понять, что он показывает, ибо стрелка отклонялась на 50 градусов в обе стороны.
В течение суток с командиром никто не разговаривал. Его беспощадное жестокое упрямство — жестокое по отношению к самому себе, команде и кораблю — было сломлено, по крайней мере на этот раз. Буря победила его.
Первый лейтенант потихоньку поправлялся. Время от времени, когда никто не видел, он изучал пустое место на руке, где до этого был его безымянный палец. Во всем остальном с ним все было в порядке, за исключением того, что он немного похудел. Он хранил свои кольца в нагрудном кармане рубашки. Что он сделал со своим пальцем, никто не знал. Старпом утверждал, что он его заспиртовал. По мнению инженера-механика, он выбросил его в трюм, оттого-то в лодке так ужасно воняло. В любом случае, запах с каждым днем становился все сильней. И неудивительно — они находились в море уже одиннадцать недель.
В сумерках с подлодки заметили одиночное судно. Оно было очень длинным и шло со скоростью 12 узлов. Подойдя ближе, они увидели, что это танкер, шедший порожняком. Судно двигалось противолодочным зигзагом, и Лютке потратил четыре часа, чтобы выйти в положение атаки.
Старпом выстрелил веерным залпом под непривычным курсовым углом — пеленг составлял один-шестьдесят. Две торпеды попали в танкер. Он сбавил ход, но продолжал двигаться.
Через полчаса они всадили в него еще одну торпеду. Танкер слегка осел, но продолжал идти со скоростью 5 узлов.
— Ради бога, прикончите его, — велел командир старпому. — Стреляйте из кормового аппарата.
Танкер получил четыре попадания, но никак не хотел тонуть.