После этого матросы вернулись к прерванному ужину. Пива оставалось еще много, несмотря на боевые действия Фёгеле. Правда, оно уже порядком нагрелось, но никогда еще теплое пиво не казалось им таким вкусным. Остербур, который из-за своей шатающейся челюсти не мог пить из горлышка, пил из кружки — стаканов на борту не было. Мекелю тоже было трудно справляться со своим пивом. Старшина забинтовал ему голову целиком, оставив только небольшое отверстие для рта. Хейне расширил его с помощью ножниц, после чего тот уже мог пить нормально. Раненым досталось по две дополнительные бутылки. По предложению Мекеля, Фёгеле дали еще три бутылки — за храбрость во время его первой потасовки на борту их корабля. Пиво быстро ударило Фёгеле в голову, и он тут же улегся спать. Питт нанес Бюлову визит вежливости и пообещал, что сам лично проследит, чтобы ему ставили холодные компрессы всю ночь.
— Приятель, — сказал ему Бюлов, — как только поправлюсь, тут же сойду на берег, чтобы проверить, работает эта штука или нет. Вы, мерзавцы, лишили моряка единственного удовольствия, которое у него осталось. Ну почему жизнь такая…
— Не переживай, — успокоил его Питт, — он у тебя будет работать. Не может же он навсегда улечься из-за какой-то ерунды. Мой еще и не такое видал. Мы пойдем вместе, и я найду тебе такую шлюху, которая заставит его работать. Уж это я тебе гарантирую.
— Рад слышать, — ответил Бюлов.
Питт вернулся к столу. Недолгая беседа с Бюловом подняла ему настроение, ведь не каждый день выпадает удача поболтать с настоящим графом. Примиренный с Богом и миром, он сосредоточился на пиве.
— Доставай свою стоналку, Бенно.
Хинш подошел к своему рундуку и достал аккордеон. Беря первые аккорды, он немного смущался. Они спели «Четырехмачтовик из Гамбурга», «Тринадцать человек на сундук мертвеца» и несколько матросских песен.
Когда пробило полночь, они все еще пели. Пришел старший квартирмейстер и присел в конце стола, стоявшего по правому борту. Он не пел вместе со всеми, а просто слушал, то и дело прикладываясь к бутылке с пивом, которую принес с собой. Напоследок они спели «На пути домой».
Ночью Штолленберг услышал слабый стон. Он встал, включил свет и подошел к койке Бюлова.
— Ну, как ты?
— Хуже некуда.
— Это ты стонал?
— Нет, это Фёгеле.
Штолленберг переменил Бюлову компресс.
— В следующий раз — только чтобы это осталось между нами — я отметелю Питта как следует. Сделаю из него изнасилованную девственницу.
— Только не давай ему больше пощечин.
— Не буду. Пусть только тронет меня еще раз, этот сыкун.
— Ну хорошо. А сейчас спи.