Шмуцлер был весьма своеобразным типом. Хрупкий и болезненный с виду, он имел глаза навыкате и большой рот, что делало его похожим на лягушку, с той лишь разницей, что у лягушек не бывает синяков под глазами.
В один из штормовых дней Тайхман попросил Хейне одолжить ему карандаш с ластиком на конце. Когда Хейне понес на корму кастрюлю с картошкой, Тайхман велел ему сделать так, чтобы кок несколько минут не мог покинуть камбуз. Хейне поставил кастрюлю в дверях и остановился поболтать со Шмуцлером. Шмуцлер был благодарен всем тем, кто перекидывался с ним хоть словечком; он любил слушать звук своей речи и рассказывал истории, якобы случавшиеся с ним на берегу, от которых волосы вставали дыбом.
Пока они болтали, Тайхман занялся книгой приказов, хранившейся в стеклянном ящике, который висел на стене коридора, соединявшего каюту командира и камбуз. Книга лежала открытой, чтобы каждый мог прочитать приказы на день. Ящик не был заперт, поскольку до этого никому не приходило в голову записывать там что-нибудь. Это мог делать только главный старшина.
Шмуцлер открывал банки с горошком, когда Тайхман уронил у его ног кастрюлю.
— О боже, как ты меня напугал. Я сегодня какой-то взвинченный.
— Ты всегда взвинченный, если тебе не удалось провести ночь на берегу.
— Нет, совсем не поэтому. Просто из-за этого чертова шторма я шесть дней ничего не ел.
— И конечно же в том, что ты перепутал дни, виноват тоже шторм.
— О чем это ты?
— С каких это пор мы по воскресеньям стали получать обед из одного блюда?
— Побойся бога, сегодня суббота.
— Что? Посмотри-ка сюда! Глаза у тебя как у бегемота, а книгу приказов прочитать не можешь.
— Могу поклясться чем угодно, что сегодня суббота, — сказал Шмуцлер и подошел к стеклянному ящику. — Что это? Почему…
— Эх ты, олух!
В кубрике Тайхман рассказал всем, кто пожелал его слушать, что при одной только мысли о свиных отбивных и фасоли — традиционном воскресном блюде на военном флоте — его рот всегда наполняется слюной. Потом он переговорил с теми, кто страдал от морской болезни, столь живо описав им, как капает жир со свиных отбивных, что их чуть было не вырвало, и они отказались от своих порций в его пользу. Положив себе на тарелку восемь отбивных, он сообщил Хейне и Штолленбергу, что выторговал две отбивных и для них, при условии, что Хейне не будет пока требовать назад свой карандаш.
Ночью он стер неверную дату в книге приказов и вписал правильную. Вся эта операция была проделана потому, что в субботу утром он заглянул в радиорубку, чтобы узнать прогноз погоды, и выяснил, что ветер в течение ночи значительно ослабеет.