В конце концов ему надоели слезы, вопли, причитания и уговоры, и он припечатал:
— Хотите погубить ребенка?
И бабы наши замолчали.
— Шулле нужно увезти как можно дальше отсюда, — уже гораздо мягче продолжал Терк. — Хальма, ты ему мать. Нера, ты ему тетка. Лайте, ты единственный мужчина в этой семье. Обещай мне, что с ней ничего не случится.
Я растерялся и пообещал. Потом все же спросил:
— А ты?
Неуковыра покосился на женщин и неохотно ответил:
— Я не могу объяснить. Я сам не слишком понимаю, но чувствую: если я уйду, что-то сломается. Так что я остаюсь. Лайте, не волнуйся за меня. В конце концов, я старый солдат и еще не забыл, с чем едят войну.
И мы сдались.
Мы ушли на следующее утро, вместе с Сорве и его семьей. Напоследок, отозвав меня в сторону, Неуковыра вручил мне тугой мешочек с деньгами и письмо.
— На всякий случай, — сказал он, протягивая хитро сложенный и запечатанный свечным воском лист плотной бумаги. — Если будет худо, попробуй обратиться к этому человеку. Не уверен, что он поможет — но вдруг… Ну, прощай, Лайте. Даст бог — свидимся.
Мы обнялись. Впервые я заметил, что мы почти одного роста.
Я сунул письмо за пазуху, деньги спрятал в заплечный мешок — и мы двинулись по пыльному проселку, оставив за спиной наш единственный дом.
За поворотом дороги, откуда нельзя уже было увидеть ни Заветреной, ни "Толстой кружки", ни долговязой нахохлившейся фигуры на крыльце, я достал из-за пазухи письмо и посмотрел повнимательней. Ровными и красивыми, но малоразборчивыми буквами на нем было выведено имя, которого я не смог прочесть — но начиналось оно с Л и В, — а на воске был оттиснут странный рисунок, похоже — отпечаток старинного кольца вроде того, что однажды я видел на руке важного постояльца.
Пожав плечами, я убрал письмо в свой мешок — и вскоре о нем забыл.
-
Лучше бы никогда.
Упал. Бился головой о землю. Выл.
Что-то рвалось. Небо раскачивалось, шло трещинами.
Деревья скрючивались, роняли сучья. В сердцевине — гниль.
Брусника плесневела. Рыба плыла вверх брюхом.
Ветер хлестал наотмашь.
Опавшие иглы впивались в лицо.
Земля остывала под руками.
Свет истаивал и гас.
Беспамятство.
349 год Бесконечной войны
Отряды генерала Аффера, которому некогда так повезло не жениться на принцессе Лоррене, входят в Заветреную.
Деревня пуста, лишь трактир на перекрестке по-прежнему обитаем. На крыльце стоит хмурый долговязый мужчина с пистолетами за поясом. Ветер треплет его темные с проседью волосы.
Квартирьер, деловитый немолодой вояка, въехал во двор и заявил, что забирает трактир под штаб.
— Не выйдет, — сказал долговязый, глядя на него сверху вниз, даром что вояка был верхом. — Это трактир. Вы можете здесь остановиться. Вы можете потребовать обед. Деликатесов не обещаю — моя кухарка ушла, — но голодными не останетесь. Вы можете занять комнаты для постояльцев и зал. Но хозяин здесь — я. Погреба, кладовые, кухня — мои. Командуйте своими солдатами, сержант, но не моим трактиром.