Медленно ползет луч по столу. Темного стекла пепельница засветилась изнутри, ложка в стакане заискрилась.
— День, черте его… когда закончится? — проворчал Колмогоров. Он потянулся к пепельнице, в мутном луче дымилась недокуренная сигарета. И будто вспомнил что-то очень важное, скосился назад, туда, где флаги и портрет на стене.
— Как же так? Это же наши, свои… а у нас, видите ли, гражданских должностей нет! И что ты мне прикажешь делать, товарищ верховный? — помолчал Колмогоров, затянулся пару раз, словно ждал ответа. — Да, едрена мать, смалодушничал… то, что взял эту бабку, не прогнал к дьяволу подыхать за забором! Не денег мне жалко. Не обеднею. Обидно за своих: за державу, за всех нас, до смерти обидно. И ничего поделать не могу. А ты… ты видал, как старуха смотрела на тебя? Да она теперь молиться на нас станет, ведь мы ж с тобой для нее не хрен собачий. Мы — власть! Власть…
В дверь снова стукнули, в кабинет вошел начштаба. Духанин долго и нудно докладывал о предстоящей спецоперации.
— Слушай, Михалыч, — перебил его Колмогоров, — я тетку одну принял на работу.
Духанин сразу и не сообразил о чем это комендант.
— Как это, то есть… куда… уборщицей? А с чего ей платить? Статей таких нет.
— Да ты не кипешись, Михалыч, дело житейское, как говорится, — Колмогоров взял со стола пепельницу, вытряхнул в урну, запахло слежалыми окурками. — Деньги не твоя забота. Найдутся. Распорядись, чтобы ее пропускали без задержек… без задержек, сказал!
Духанин недовольно запыхтел, — когда появляются в комендантском голосе жесткие нотки, лучше не спорить, задушит авторитетом. Удав и есть, думал Духанин; он покраснел лицом, зашарил беспокойно глазами, вдруг нагнулся и поднял с пола красную корочку.
— Документик, — он развернул. — Паспорт. Лизунова Наталья Петровна тыща девятьсот… место рождения город Грозный.
— Ах, ты, мать… забыла! Михалыч, это бабкин, бабкин паспорт. Дай-ка сюда.
Колмогоров бережно положил потрепанную книжицу на стол, полистал странички.
— Ого-го! Да у нее четверо детей. И прописка… Глянь-ка, здесь же и прописана: улица, дом, квартира.
Духанин смотрел без интереса, тяжело вздыхал, — понимая какой груз ответственности принял на себя комендант, а значит и ему, начальнику штаба, придется отвечать в случае чего.
— Не понимаю, я тебя, Евгень Борисыч, легкомысленно все это… неофициально тэкскать.
— Да иди ты со своей офици… фици… тьфу, блядь! — закипел Колмогоров. — Я что ли всю эту бучу затеял? Мне что ли торчать тут нравится? Да провались она пропадом эта комендатура. Ты чего здесь делаешь — а? Пенсию ждешь? Ну, жди… Ты не легкомысленный… Ты… ты… — Колмогоров так и не подобрал слова, стукнул кулаком по столу, жалобно звякнула в стакане ложка. — Все, Михалыч, давай по делу. С бабкой будет, как я сказал.