День рождения отмечали чаем со сгущенкой. В палату набился народ с отделения. Кто Ивану тельник подарил — три штуки на тумбочке лежат, кто патрон отполированный, кто так пришел — с распростертыми объятьями.
— Тащись, братан!
— Серьезный возраст…
— Надьку с Викой зовите! А чего…
— Ща как дам по шее. Будешь еще лапать!
— Ой, телефон звонит. Ой, а вдруг старшая?
Девчонки-сестрички накрывают на стол. Хохочут. Шикают друг на друга, на синие пижамы — перебудите весь госпиталь! Скользят сквозь мужские руки. Кому досталось уже по шее. Да кто обидится? Сначала по шее, потом в обнимку в укромном уголке…
Ксендзов громче всех орет:
— Гляньте, во!..
Подушку свою откинул. Там «батарея» — водка с пивом.
— Чего бы без меня! Буча, мама не горюй, я реп сочинил. Хочешь почитаю? Нам посвящается.
— Кому нам? — Иван не в настроении. Все понимают, отчего происходят его переживания. Дела сердечные, кто ж от них остается в стороне.
— Госпитальным, вот кому.
Но кто-то уже потянул из-под подушки бутылек. Откупорив, разлили. За первой в Иванову честь, сразу по второй, а там… Примолк Ксендзов. Поднялись с коек лежачие, кто на сколько мог. И выпили третий. Водки не много было — каждому досталось по грамульке. Выпил каждый свою грамульку с одною мыслью: «За вас, пацаны». Погрустили положенное. И дальше — по пиву, чтобы «за нас третью не пили», чтоб «свои не обстреляли» и за всякие другие фронтовые суеверия.
Принесли гитару. Витюша оказался умельцем до всяких песен. Прошелся по аккордам: сначала «Батяню-комбата», «Кукушку» афганскую.
Отпели.
Но вдруг прижал Витюша струны, задумался, а потом сразу и затянул густым не громким, но красивым голосом:
— «Отговри-ила роща золота-ая березовым веселым языком. И журавли печально пролета-ая уж не жалеют больше не о чем… И журавли-и…»
Подхватили «синие пижамы» Надюшу с Викой и закружились с ними по палате. Неумело закружились, растопырив гипсы, скосившись на стороны кривым и забинтованным.
Придумайте, умники гламурные, что-нибудь, что было бы проще и понятней этой банальности! Да не придумать такое креативным мышлением. За креатив платят большие деньги, за банальность эту госпитальную всю жизнь, душу без остатка, до капельки выложишь. В банальности смысл — в каждодневном ожидании простой человеческой радости, что называлось спокон веку добром и любовью.
У Ксендзова где-то, наверное, краник был, — он пьяней всех, хоть и пил вровень. Надюшу с Викой щиплет, те визжат. Он куда-то пропадал минут на пятнадцать, возвращался и стоял в дверях, пошатывался.
Пробрала маленького сапера икота. Иван ухмылку прячет в уголках губ. Ксендзов машет на Витюшу: