Двери кунга распахнулись.
Синие ворота. Иван через головы видит — дерево ветвистое у ворот. Заглохли моторы. Голоса снаружи: рявкает кто-то, знакомо так рявкает:
— В душу, в гробину, в маму растасую, разэтакую!
«Ну, наконец-то, я дома!» — вскинул Иван сумку на плечо.
Народ впереди заворочался. Со двора орут:
— Старший кто? Выводи по отделениям.
— Какие нах…отделения, вот список. По списку. Кузнецов, Пальянов, Реука…
Ивану на ухо Костя шепчет:
— Двое их было или трое, ягрю, не помнишь?
Иван не сообразил сразу, его толкают со всех сторон.
— Кого трое-то, ты о чем, Костян?
— Седых, Знамов… — откуда-то снизу.
— Я, я, — протискивается Иван к выходу.
— Убитых, ягрю, трое, или двое? — вслед ему Костя. — Видел?.. Один… голова прям синяя, ягрю… мясо прям живое, а не голова.
— Романченко…
Не дослушал Иван старшину, прыгнул с борта. Растолкали их в стороны. Иван теперь с Саввой во второй шеренге. Костя где-то впереди за головами. Иван видит его затылок, и отчего-то не по себе ему стало. Чего такого Костя сказал? «Счетовод хренов, — и мурашки по спине. — Это я с непривычки. Отвык, отвык. Эх, Шурка…»
На плацу офицеры — все как будто с одного конвейера — серые.
«Лица у них одинаковые, — соображает Иван, — серость окопная». Он сумку пихнул под ноги и слышит — перед строем говорят:
— Вы приехали… на войну. Сегодня, можно сказать, на ваших глазах погибли двое солдат, таких же парней, как и вы. Добро пожаловать, можно сказать, в ад. Кто приехал по недоразумению, есть время уехать, нах… обратно. Ага, вот подсказывают. Трое. Третий умер по дороге в госпиталь. Думать, нах… время есть… целая минута, пока не подойдет комендант.
Вернувшись в комендатуру, Колмогоров внутри комендантского двора под ветвистым каштаном обнаружил начальника штаба полковника Духанина, невысокого человека с красным лицом и вечно озабоченным взглядом сорокалетнего штабиста. Тот в своей манере, нудным скрипучим голосом, отчитывал за что-то майора Полежаева, начальника инженерной службы. Полежаев икал, тер припухлые веки, жмурился на выбравшееся из-за крыши штаба скучное осеннее солнце.
Колмогоров сказал Духанину, чтобы тот собрал офицеров, мельком глянул в тяжелое оплывшее лицо Полежаева.
В своем кабинете он уселся за стол и стал что-то чиркать в блокноте.
Луч из окна жирной биссектрисой разделил стол на две половинки.
Комендант рассеянно проследил взглядом по лучу и уставился в желтовато-мутное оконное стекло, наполовину заложенное мешками с песком. Так и сидел, пока вошедший незаметно Тимоха, не отвлек его.
— Стучаться забыл? — недовольно буркнул Колмогоров.