— О'кей, — говорит.
Радист надевает наушники, колдует над своими кнопками и сообщает, что самолет захвачен воздушными пиратами (это мы пираты), что никаких требований политического характера не предъявлено. Но приказано лететь курсом на Цейлон через Индию. Требуется дозаправка, через сорок минут самолет произведет посадку, чтоб все было готово. В случае неподчинения пираты угрожают взорвать самолет. Все.
Я делаю знак Ру проверить, как там в салоне, а сам внимательно продолжаю следить за пилотами.
— Имейте в виду, — говорю на всякий случай, — все время мои товарищи держат под прицелом не только салон целиком, но и какого-нибудь одного ребенка конкретно. Один неосторожный жест, и ребенок мертв. Запомните.
В таких случаях надо все время держать людей в напряжении, угрожать им.
Возвращается Ру все с тем же япончонком подмышкой. Он по-прежнему тих и безмолвен. Нет, на такое способны только японские дети, честное слово!
Ру говорит, что в салоне все спокойно. После волны паники, чьих-то стонов, истерик, детских криков все успокоились, находятся в состоянии прострации. Молчит даже мать того япончонка.
Утиный Нос и Белинда на своих постах. За них можно не беспокоиться. Спрашиваю, как «опекуны». Отвечает, что сидят, дрожат от страха, боятся пошевелиться.
Стюардессам Утиный Нос разрешил разнести пассажирам воду, лекарства из аптечки, водить детей в туалет.
За окном совсем темно.
Чувствую, как самолет повернул и летит в другом направлении. Начинается снижение.
— Аэродром плохой, — говорят пилот. — Сюда обычно ИЛы не садятся. Посадка будет не из легких.
— Посадка — ваше дело, — говорю, — мое — продырявить вас, если будете валять дурака, и взорвать эту коробку, если аэродромные власти чего-нибудь затеют. Предупредите их еще раз.
— Уже предупреждал, — ворчит пилот.
— Предупредите опять. Не помешает.
Он включает радио и передает мое предупреждение. Потом говорит:
— Начинаем посадку. Буду держать техническую связь с аэродромом. Прошу не мешать.
— Говорить только по-английски! — приказываю.
— Не мешайте, я сказал, — кричит, — посадка очень сложная.
Но с Землей говорит по-английски. Говорит он все же, не как англичанин, хуже, чем второй пилот. И, наверное, на аэродроме тоже сидят не профессора Кембриджа. К тому же речь идет о специфических вещах. Поэтому, как я ни напрягаю внимание, мне далеко не все понятно. На всякий случай периодически повторяю свои угрозы.
Но они не слушают меня. Они заняты своим делом. Видимо, посадка, действительно, очень трудная. Аэродром, наверное, какой-нибудь запасной. Тем лучше. Вряд ли там предусмотрены такие же меры безопасности, как в крупных городах. Спокойнее.