От командира партизанского отряда Пшиманского и Богданова:
В квадрате 44 на выложенных полукругом кострах оборудована посадочная площадка. Восемь костров составляют полукруг, посредине треугольник.
Львов, спецгруппа Генштаба РККА — Пшиманскому и Богданову:
Самолет прилетит в пятницу от 23 до 23.30.
От Пшиманского и Богданова:
Просим перенести вылет с пятницы. Осенняя распутица испортила посадочную площадку. Прилетайте после воскресенья. Готовим запасную площадку с песчаным покрытием.
Львов — Москве:
Пшиманский и Богданов сообщают, что из-за осенних дождей испортилась посадочная площадка. Готовят запасную с песчаным покрытием. Просят перенести вылет на следующую неделю. Ждем указаний.
Так как дежурный по Генеральному штабу знал, что вопрос о немецкой ракете докладывался руководству в Кремле, а генерал Антонов был у Сталина, из Генштаба в Ставку Верховного Главнокомандующего раздался звонок.
Дежурный. Товарищ Горбачев, докладывает подполковник Савин из Генштаба. К нам пришла срочная радиограмма из Львова.
Горбачев. Давайте.
Дежурный. Группа «Ракета» просит указаний: посадочная полоса у партизан разъехалась из-за дождей. Считают, что сейчас рискованно садиться. Просят перенести полет на следующую неделю.
Горбачев. Я сейчас доложу товарищу Поскребышеву.
Через десять минут полковник Горбачев, дежурный в приемной Сталина, позвонил в Генеральный штаб и сказал:
— Есть мнение, что откладывать полет нецелесообразно.
— Значит, лететь?
— Я повторяю вам: есть мнение, что откладывать полет нецелесообразно…
— Ясно, товарищ Горбачев. До свидания.
Москва — Львову:
Необходимо немедленно осуществить операцию «Ракета», не откладывая на воскресенье.
Львов — Пшиманскому и Богданову:
Просим сообщить, есть ли хоть какая-то возможность приземления.
От Пшиманского и Богданова:
Площадка есть, но никакой гарантии дать не можем.
Львов:
Вылет сегодня в условленное время.
Пшиманский и Богданов лежали в хворосте. От земли тянуло холодом — все шло к тому, что вот-вот ударят морозы. Небо не по-ночному светлое, но звезды в нем были очень ярки — не голубые даже, а рельефно-зеленые, видимо, от студеного инея.
— Можно потерять все из-за двух дней, — сказал Пшиманский.
— Им там виднее.
— Почему? Виднее нам.
— Нам — с нашей колокольни, — ответил Богданов. — Им — с ихней.
— Все равно — глупо.
— У вас спичек нет?
— Пожалуйста.
— У немцев хорошие спички.
— У них дрянные спички. Бумажные. Пальцы жгут… Когда ж они подлетят?
— Должны сейчас.
— Через три часа будете у своих, — улыбнулся в темноте Пшиманский и в темноте даже не увидел, но ясно почувствовал, как улыбается русский.