Миша лежал неподвижно, надеясь, что заснет, но он знал заранее, что сон его тяжел и полон ночными страхами, которые возникали от случайно услышанных слов и рассказов и неожиданно воплощались в путаные, фантастически-мрачные образы. Мысль о том, что он, заснув, должен будет биться и действовать, чтобы освободиться от разных чудовищ, сердила мальчика, и только после тяжелого стона и скрежета зубов, разбуженный любящей рукой Андрея Соколова, который, мгновенно просыпаясь, ловко спрыгивал с лежанки и подходил к своему питомцу, Миша погружался в глубокий сон, похожий на беспамятство.
Когда Мишенька жаловался на бессонницу, Арсеньева советовала ему думать о приятном, и он стал услаждать себя мечтами и сказками. С самого раннего детства он любил вспоминать свою мать, пытался воссоздать ее образ, ее черты, но вспомнить ясно не мог и приучился представлять себе ее лицо по портрету.
Тогда Миша начинал вспоминать песню, которую мать пела ему в младенчестве. Он пробовал настроить рой звуков, но — увы! — не сливаясь, они таяли и уплывали в полутьму сквозь стены его любимой комнаты, задерживались на ветвях деревьев, шуршащих за окнами, и ветер, заглушая музыку ухарским свистом, опять уносил их и гнал перекати-полем вдаль. Песня сначала была без слов, потом мальчик стал подбирать слова, чтобы удержать эту песню в памяти. Но мотив все-таки был не тот, и поэтому слова приходилось менять; слова подбирались заветные, любимые, тайные, их нельзя было никому открыть.
Стоило только подумать о песне, и сон ускользал. Миша начинал мысленно повторять мотив, но теперь уже ясно слышалось: нет, не то! Приходилось повторять еще и еще, меняя слова, меняя ритмы и темпы. После долгих поисков мысль утомлялась, кровь начинала стучать в виски, и мстительный сон, не вовремя отогнанный от сомкнутых ресниц, посылал свою бестолковую сестру — бессонницу. Тут начинало казаться, что в комнате, как во время уборки, все вещи сдвигаются с места. Мысли начинали наплывать и уплывать, как льдины весной на пруду; очертания их похожи были на давно виденных людей и разные сцены из прошлого. Незваные, они появлялись из тьмы перед закрытыми глазами, и вдруг слух улавливал голос издалека, и желанная музыкальная фраза ясно вырисовывалась. Но неожиданная тишина прекращала ее переливы, и от этой тишины начинало усиленно биться сердце, и приходилось повертываться на другой бок, чтобы заснуть.
Мальчик вставал утром с покрасневшими веками, с хмурым лицом. Чувствуя себя слабым, он долго умывался холодной водой, медленно растирал кожу холщовым полотенцем и, много раз вздохнув, шел к людям — начинать свой день.