— Пусть вас это не волнует, — ответила журналистка, — чем больше вы расскажете, тем легче мне будет смонтировать материал. Войдет, конечно, не все, но я планирую сделать о вас не менее двух передач.
— Ну, хорошо. Что еще ты хотела узнать?
— Так самое главное, — пожала плечами журналистка. — Такая любовь была. Но, насколько я знаю, сына вы воспитывали сами. Что же послужило причиной вашего разрыва с Ирой? Она вам изменила?
Наступило некоторое замешательство. Елена увидела, что у Оболенского желваки заходили на скулах. Он недоуменно посмотрел на Люсьену. Видно было, вопрос застал его врасплох. Некоторое время Стас молчал. Потом неожиданно встал и заходил по комнате. Журналистка заволновалась. Она была уже готова махнуть оператору, чтобы не снимал. Но Оболенский вновь сел на стул и с горечью спросил:
— Разве она об этом не рассказала? — он вновь бросил на Люсьену недоуменный и злой взгляд. — Моя Иришка погибла при пожаре в детском саду, где работала воспитателем. Она до последнего пыталась спасти ребятишек. И на глазах у сына вывалилась из окна, объятая пламенем. Юра все это видел. И долгое время не мог говорить. Это случилось через три года после моего возвращения из армии. Юре исполнилось уже шесть лет. И с этого времени мы жили с ним одни без мамы, — добавил он хмуро.
Съемка на некоторое время была все-таки приостановлена. Лена расстроилась, что первый день скомкан. Во время перерыва она упрекнула Люсьену в том, что та не предупредила о трагедии в семье Оболенского. И поставила журналистку в неловкое положение. Но Люся ответила, что в этом случае разговора о первой любви Стаса вообще бы не получилось. И Елене пришлось с этим согласиться. Конечно, она побоялась бы бередить у человека старые раны.
Через некоторое время диалог продолжился. Отступать было некуда, и журналистка уже не могла обойти тему потери Оболенским его жены.
— Скажите, Станислав, как вы решились оставить шестилетнего ребенка с собой, после гибели его матери? — спросила Елена, когда камера вновь была включена.
— Конечно, я мог бы отправить его к бабушке в Анапу. Он был бы и ухожен, и накормлен, и обласкан. А вот кто бы вырос из моего сына? Отец мой в то время был уже тяжело болен и вскоре, его не стало. Мама у меня очень мягкий и добрый человек. Она бы вырастила из внука тепличное растение. И потом он был частичкой моей Иринки. Хотя фактурой своей, ростом, голосом, шевелюрой, он копия меня, но черты лица больше Иришкины.
— Ну, Станислав Георгиевич, вам впору еще один орден давать. Не каждый мужчина решится на такое, — заметила Лена.