— А если дракон просто отлетел ненадолго и…
— Пусть так, но, как ты думаешь, смог бы вор или воры убежать от дракона?
— Портал. Понимаю, их редко открывают, требуется слишком много силы, но…
— Дракон, преследуя похитителя своего ребенка, может с легкостью перенестись сквозь пространство. Мы магические существа, Шельм, и Гиацинт был прав, назвав нас хранителями мира. Внутри этого мира найти ребенка его родителю не составило бы труда, даже если малыш еще не вылупился. Но её не просто не нашли, до сих пор не ищут.
— А если…
— Нет, если бы кто-нибудь из людей убил дракона или тот просто погиб по какой-то иной причине, я бы знал. Вот в чем загадка, — опроверг его предположение Ставрас и замолчал, ожидая реакции, но, не дождавшись, неожиданно заговорил сам. — Я отослал тебя, потому что не хотел приводить сюда, знал, что догадаешься… — и, когда Шельм снова промолчал, словно бы не услышав, добавил почти не слышно: — Даже Август не знал.
— Почему ты все время меня с ним сравниваешь? Я же видел его в твоих воспоминаниях, мы не похожи. Совсем. Почему? Почему ты ведешь себя со мной так, словно пытаешься подогнать под какую-то заранее заготовленную для меня матрицу?
— Я не масочник, чтобы накладывать матрицы, — помолчав, рыкнул дракон раздраженно.
— Вот только не надо. Ты прекрасно понял, о чем я, — бросил шут, отстранился и встал на ноги. Обошел дракона и остановился прямо напротив его морды. Глаза его горели возмущением и обидой. — Если тебе нужна была всего лишь замена ему, нашел бы себе кого попроще! Веровек бы тебе идеально подошел!
— Я выбрал тебя.
— И что, я теперь от восторга должен коленопреклонством тут заниматься, аки рыцарь верный, и боготворить тебя за это?! Не дождешься! — прокричал ему в морду шут и неожиданно исчез прямо оттуда, где стоял.
Ставрас глубоко вздохнул. Посмотрел на молчаливое царство могильных холмов и сдался. У него никогда не получалось с ним по-настоящему спорить. Даже еще там, в Столице до всех этих перемен, что привнес в его жизнь голубоволосый мальчишка, он не мог с ним спорить, ругаться и… отказывать. Последнее смущало Ставраса, пожалуй, больше всего остального.
Он открыл глаза, узрел уже ставший привычным потолок и лишь потом осознал, что природные, уже подзабытые инстинкты дают о себе знать. Он скосил глаза и обнаружил Шельма спящего у себя под боком, свернувшегося калачиком и закинувшего под одеялом руку ему на живот.
Вот это его и напрягло больше всего. Он вовсе не преувеличивал, рассуждая о том, что драконы крайне редко позволяли кому-либо не просто смотреть на свой живот, но и прикасаться к нему. Поэтому сейчас его драконьи инстинкты, ну, по крайней мере, то, что от них осталось после всех этих лет радужности, вопили дурным голосом, что он тронулся умом, если позволил существу чуждому этому миру, подобраться к себе так близко. Но инстинкты инстинктами, а вот эмоции этот факт вызывал у него противоречивые. Конечно, с одной стороны хотелось как можно быстрее оттолкнуть от себя мальчишку, уткнувшегося лицом ему в плечо. С другой, напротив, хотел прижать его к себе еще ближе. Странное чувство. С Августом, даже потом, уже после всех треволнений и образования Драконьего Королевства, он никогда такого не испытывал.