Час Презрения (Сапковский) - страница 133

Aep cor me lode deith ess’viell
Yn blath que me darienn
Aen minne vain tegen a me
Yn toin av muireann que dis eveigh e aep llea…

Солнце скрылось за лесом. В тени гигантских деревьев Брокилона сразу же стало сумрачно.

L’eassan Lamm feainne renn, ess’ell,
Elaine Ettariel,
Aep cor…

Нет, он не услышал. Он почувствовал присутствие.

— N’te mire daetre. Sh’aente vort.

— Не стреляй, — прошептал он, не оглядываясь. — N’aen aespar a me… Я пришел с миром…

— N’ess a tearth. Sh’aente.

Он послушался, хотя пальцы озябли и занемели на струнах, а песня с трудом пробивалась из горла. Но в голосе дриады не слышалось враждебности, а он, черт побери, был профессионалом.

L’eassan Lamm feainne renn, ess’ell,
Elaine Ettariel,
Aep cor aen tedd teviel e gwen
Yn blath que me darienn
Ess yn e evellien a me
Que shaent te caelm a’vean minne me striscea…

На этот раз он позволил себе глянуть через плечо. То, что притаилось около ствола, очень близко, напоминало обмотанный плющом куст. Но это был не куст. У кустов не бывает таких огромных горящих глаз.

Пегас тихо фыркнул, и Лютик понял, что у него за спиной, в темноте кто-то поглаживает коня по ноздрям.

— Sh’aente vort, — снова попросила приткнувшаяся за его спиной дриада. Голос напоминал шум листвы, по которой скатываются капельки дождя.

— Я… — начал он, — я… Я друг ведьмака Геральта… Я знаю, что Геральт… Что Gwynbleidd находится у вас в Брокилоне. Я приехал…

— N’te dice’en. Sh’aente, va.

— Sh’aent, — мягко попросила из-за его спины другая дриада, чуть ли не одновременно с третьей. И, кажется, четвертой. Он не был уверен.

— Yea, sh’aente, taedh, — проговорило серебристым звучным голосом то, что еще минуту назад казалось поэту березкой, растущей в нескольких шагах от него. — Ess’laine… Taedh… Ты петь… Еще об Эттариэль… Да?

Он так и сделал.

Любить тебя — вот жизни цель,
Бесспорная, как смерть,
Прекрасная Эттариэль!
Позволь же мне посметь
В груди встревоженной нести
Воспоминаний клад.
От злого времени спасти
Твой голос, жест и взгляд.
И колдовской цветок, заклад
Любви и наших встреч,
Струящий сладкий аромат,
Не запрещай сберечь!
На нем крупинки серебра —
Поблескиванье рос.
Мне тайна чудится, игра
И откровенность слез.[2]

На этот раз он услышал шаги.

— Лютик!

— Геральт!

— Да. Можешь больше не шуметь.

***

— Как ты меня отыскал? Как узнал, что я в Брокилоне?

— От Трисс Меригольд… Черт… — Лютик снова споткнулся и наверняка упал бы, если б идущая рядом дриада не поддержала его ловким приемом, удивительно сильным при ее небольшом росте.

— Gar’ean, taedh, — серебристо предостерегла она. — Va caelm.