– Чайник скипел, – сказал я. – Я выключил.
– Ага. Спасибо.
– Что читаешь? – расхрабрился я.
– Джеки Браун.
– И что, хорошо она пишет?
Соседка подняла голову. Восточный тип. Глаза у нее были внимательные.
– Он, а не она. Это сценарий Тарантино.
Я почувствовал, что краснею.
– Плиту чистишь? Значит, проиграл…
– Что? А откуда ты?…
– Ничего. Не волнуйся, ему все проигрывают.
Я отшвырнул губку.
Из ее комнаты высунулась мужская голова. Соседка шикнула и голова исчезла. Соседка взяла чайник и ушла. Я подумал, что вчера мужская голова, кажется, была иной.
– Тарантино, – пробормотал я. – Тина, скотина, лавина, скарлатина…
А зовут ее?
– Полина.
Она протянула руку, и я пожал длинные красивые пальцы с коротко остриженными ногтями. На тыльной стороне ладони крохотная родинка и две тоненькие жилки пересекались подобно параллельным прямым Лобачевского. Вот такое идиотское сравнение пришло в голову при нашем знакомстве.
Она не выказала недовольства нашим видом и состоянием.
У нее были светлые волосы до плеч, загорелая кожа и зеленые глаза.
На вешалке свободного места не оказалось. Курт сграбастал мой старообрядческий плащ и понес в комнату. На некоторое, совсем непродолжительное время мы с Полиной остались вдвоем в прихожей. Я поставил на тумбу пакет с алкоголем, и бутылки неприятно звякнули, как будто выдавая некую мою постыдную тайну.
Срочно нужно было что-то сказать.
– Курт рассказывал, что ты – фотограф.
– Я фотографирую, – улыбнулась Полина. – Коля любит мною похвастать.
Она тепло, очень по-домашнему произнесла его имя. Но мне почему-то это не понравилось. Курт снова подошел, обнял Полину за талию, прижал к себе. Она едва доставала ему до плеча. Как-то не стыковались их образы. Что у этой девушки в оранжевом халате и растоптанных шлепанцах общего с Куртом? Надпись кровью на зеркале?
– Так и будем в прихожей стоять? Пошли на кухню.
Я подхватил пакет (гадкое звяканье повторилось) и двинулся в указанном направлении. По пути мое внимание привлекли: белая простыня, приколотая иглами от шприцев к пенопластовому бордюру; оранжевая стена; стул с высокой узкой спинкой; разные лампы и прожектор; полочка, уставленная фотоаппаратами и красочными книгами.
Фотоаппаратов было четыре штуки. Зеркальный Nikon, полупрофессиональнаяканоническая мыльница, пленочный ZENIT и допотопный пластиковый ломо от Smena.
Книги: учебники по искусству фотографии и пособия по графическим программам.
Зеркало было девственно чистым.
– Пиво нагреется, – поторопил меня Курт.
Но сначала Полина накормила нас блинами со сгущенкой. Из небольших колонок, подключенных к мобильнику, доносилась пинкфлойдовская dark side. Потом мы пили пиво и разговаривали на эти обязательно-необязательные темы: человеческая психология, творчество, смысл жизни… То есть говорили в основном Курт и я, а Полина слушала.