— Утром заходила подружка Хана (у них на Локетке уже была контрибуция), предупредила, чтобы готовились.
— Вот какую им дам контрибуцию! — складывает Хаим свои огрубевшие пальцы в здоровенную дулю.
— Контрибуцию придется платить! — грустно говорит Фира. — Тех, кто не платит, обыскивают, обирают, отправляют на работы, а это страшнее смерти.
— Отправляют в Яновский лагерь, — Фалек тоже слышал о том, как берут контрибуцию. — Оттуда не возвратился ни один человек.
— Плевать я хотел! — спокойно говорит Хаим. — Хуже, чем здесь, быть не может.
— Хаим, одумайся! — ужасается Фира. — У тебя же трое детей, младшенькой еще нет трех недель. Зачем же рожала Рахиль, зачем же столько людей рисковали жизнью? Чтобы ты взял малютку Марьям и своими руками убил?
Обмякли руки у Хаима, смотрит на Фиру, будто впервые увидел:
— Ты права, я должен добывать кусок хлеба и славить наш юденрат за «радостный перелом»! — бьет себя Хаим кулаком по лбу. — Радостный перелом!
Распахнулась дверь — в комнату вошли двое в штатском и один в форме полиции еврейской службы порядка.
Один из штатских, возрастом и, очевидно, чином постарше, представился:
— Старший инспектор отдела конфискации юденрата Рувим Бренман! — И кивнул головой в сторону молодого, румянощекого: — Инспектор Соломон Шпрехер. А это функционер службы порядка пан Цукерман. — Усмехнулся и добавил многозначительно: — Между прочим, он — не сладкий,[37] а совсем наоборот, в общем, человек долга.
— Магистр права Краммер, — представляется Фалек своим довоенным званием. — Чем обязан?
Бренман садится на единственный стул с полумягким сиденьем, на кровати расселись Шпрехер и Цукерман.
— Вы тоже служите в юденрате? — вежливо выясняет Бренман у Краммера.
— Санитар еврейской больницы! — представляется Краммер своей нынешней должностью.
— Тогда при чем здесь «магистр права» и зачем вы мне морочите голову? — совсем иным топом, с надлежащей строгостью, одернул Бренман Краммера и достал из портфеля небольшие картонные карточки. Выбрал нужную, громко читает: — Вдова Фира Бергер и трое сыновей. Это кто, например?
— Это я! — робко говорит Фира и указывает на своих сыновей, глазеющих с кровати на незнакомцев.
— Очень хорошо! — воскликнул Бренман и снова читает: — Вдовец Хаим Певзнер и двое дочерей. Это кто, например?
— Я Певзнер! — не глядит на чиновников Хаим.
— Допустим! — Бренман подозрительно осмотрел Хаима и снова читает. — Фалек Краммер! Это, если я правильно понял, вы? — Не дождавшись ответа, переходит Бренман к существу дела: — Итак, уважаемые, вы должны внести свою долю в контрибуцию, наложенную на еврейских жителей города.