— Согласен, на заседании юденрата дам необходимые указания. А вы приступайте немедля, речь идет о судьбе всей общины. Придумайте, как устранять ошибки, возможные при срочной работе. Полагаю, что из части задержанных следует создать обменный фонд. Договорюсь с властями, чтобы за счет обменного фонда освобождать от выселения необоснованно задержанных, нужных общине евреев.
— Здорово придумали, пан председатель! — в какой раз Гринберг восхищается шефом. Интеллигентик, адвокатишка, а до чего же практичен и мудр в решении сложных полицейских проблем. Стелет мягко, как и положено председателю еврейской общины, но его постельки вполне подходящи для клиентов службы порядка. С председателем Ландесбергом не пропадешь, с ним не страшны никакие дела.
2.
Раввин Давид Кахане разглядывает приемную председателя Ландесберга. В гробовой тишине приклеились к стульям, застыли у стен юденратовские чиновники — посеревшие, взволнованные, угрюмые. От входа в приемную до председательской двери — безлюдная зона, огражденная страхом. К ней прикованы взоры и мысли. Появился унтерштурмфюрер СС и скрылся за председательской дверью. Кто он? С чем пришел? Что будет дальше?.. Зазвонил телефон, трубку сняла секретарь. С кем говорит? Что кроется за односложными канцелярскими фразами: «Да-да!.. Он занят… Я передам»? Вышел унтерштурмфюрер из кабинета, взглянул на присутствующих и ухмыльнулся. Между дверью, скрывшей эсэсовца, и председательской дверью остались надежда и безнадежность, жизнь и смерть. Кому что уготовано? Ждут, как на страшном суде, и знают, что не будет суда, не требуется приговор. У каждого своя должность, явились по служебным делам, но о них не думают… Единственная воспринимаемая реальность — смерть. Акция еще не объявлена, но никто не сомневается, что она наступит. Заведующий медицинским отделом доктор Райхель сообщил ему, Кахане, что Ландесберг потребовал представить в двухсуточный срок адреса неизлечимых больных и калек. «Для чего? — спросил было Райхель. — Гетто переполнено больными и калеками, их негде содержать и нечем кормить». Ландесберг ответил на это: «Срочное задание немецких властей!» — «Какое задание? — ненужным вопросом доктор отгоняет страшную суть предстоящих событий. Молчит Ландесберг, и ему бы молчать, а он повторил свой вопрос: — Какое задание?» — «Сволочи, лицемеры, притворщики! — возмущается Ландесберг. — Хотите быть чистенькими и жить на проценты от гестаповских дел? Не получится! Чтобы жить, надо работать, не хотите работать — включайте себя в инвалидный список и не задавайте идиотских вопросов». Жизнь утратила смысл, горечь обиды разрушила иллюзорную оболочку юденратовской службы, в ужасающей неприглядности раскрылось ее назначение. Может, поэтому стала вдвойне горше обида, отозвалась презрением к всесильному шефу: «Не услышал бы сам, никогда не поверил бы, что известный еврейский деятель, прославленный адвокат, депутат сейма мыслит и говорит языком полицейского», — глубоко вздохнул доктор. Начальник юденрата сменил тон: «Извините, и мне не легко. Сегодня на заседании юденрата обсудим правительственное задание. К исполнению моих указаний приступайте немедленно. Установлены жесткие сроки, не дай бог их нарушить…».