— Нет, — говорю я обескураженно. — Какое этот герр Тирбардт и его стаканчик с мороженым имеют отношение ко мне или Кордесу? А главное, какую роль он играет в моем пребывании здесь?
— Но этот человек — ваше алиби! — кричит Деган.
— Мое али…?
— Да. Это бесспорно. Кордес был убит, по данным полиции, между двадцатью и двадцатью двумя часами. В восемь вечера вы еще были в отеле — это нетрудно доказать. В девять часов — дай бог, чтобы вы не перепутали фамилии — герр Тирбардт посадил вам пятно на юбку своим мороженым. В одиннадцать часов он вручил вам визитную карточку, после чего целую вечность извинялся в своей неловкости или мямлил нечто, что должно было вас примирить с его персоной. Как же, простите, в узкий промежуток между этими событиями вы могли перекочевать с Юнгфернштиг на Бланкензее, застрелить Кордеса, затащить труп в кусты рододендрона и вернуться в кинозал к своему любезному соседу? Ах, да… Куда прикажете вас доставить: в администрацию следственной тюрьмы, или вы предпочитаете о своем приключении в кино поставить в известность полицию, фрау Бетина?
— Да, но… — несмотря на свое волнение, я замечаю, что на этот раз он назвал меня по имени — Бетина, — но и вы, и Ромайзель запретили мне давать показания.
— Да! — отвечает он. Запомните: адвокаты далеко не всегда дают лучшие… Впрочем, откуда мы могли знать, что у вас есть бесспорное алиби?
Он снова смотрит на часы:
— Теперь я с вами расстанусь и попробую отыскать судью… нет, лучше этого герра Тирбардта… Наше счастье, что он не Мюллер![1] Если все подтвердится, вы через час-другой выйдете отсюда.
Он встает и нажимает на кнопку звонка.
— Сейчас примерно полпятого. Не так много. Ведите себя хорошо до моего возвращения или известия от меня.
Он пожимает мне руку.
Звон ключей.
Подошедшему надзирателю он объясняет, что торопится на встречу с судьей, и исчезает.
— Минуточку! — говорит надзиратель и снова запирает двери.
Через пять минут, однако, они отворяются опять. Появляется другой надзиратель, а рядом женщина, тоже в форме.
— Прошу вас следовать за мной, — говорит женщина.
— Меня отпускают на волю! — вскакиваю я с места.
— Не-е… Я должна вас доставить в женское отделение, наверх, — поясняет женщина.
— Но с какой стати!.. Мой адвокат сказал, что меня должны выпустить, — протестую я, и меня охватывает страх.
— Возможно… Но не сразу…
Женщина в униформе сильная, широкоплечая, с лицом цвета «эскимо». Круглая и полная. Большие желтые зубы придают ее лицу неприятное выражение, волосы, черные, как смоль, коротко подстрижены.
— Ну, живо наверх! Пойдем вместе. Здесь вам больше нельзя оставаться.