— Под десницей Перуновой рожден муж сей. Какую же длань иметь надобно, штоб так попадать стрелой?
Хазары тоже хорошо знали рыжего смерда-богатыря: немного желающих среди них находилось лезть на тот участок стены, где стоял Кудим. Страшный урусский «иблис-богатур»[113] со своей огромной секирой наводил на них панический ужас.
Сейчас Кудим, опершись о заборало на стене, разговаривал с городником Будилой:
— Пересохнет землица, давно сеять пора. И што надобно поганым от нас? Степь без конца и краю. Всем места хватит — живи не хочу!
— Пошто им земля твоя? — отозвался городник. — Трава коню есть, степняку и лад. Это ханы ихние без крови жить не могут и жадные зело: своих пастухов до нитки обобрали, норовят теперича и с нас шкуру содрать. Как будто у нас своих содиральщиков мало...
— Глянь, Кудим! — прервал Будилу Тимка Грач, указывая рукой в поле. — Вишь, какой-то шалый казарин скачет. А одетый! И-е-эх, ако жаро-птица. По всему видать, хан. Должно непуганный, из тех, кто вчерась пожаловали.
Кудим обернулся: в ста саженях от стены по полю во весь опор летел всадник на белом коне. Красиво летел! Богатырь поднял лук, прицелился. Огромная стрела сорвалась с его пятерни... и всадник, взмахнув руками, слетел наземь. Испуганный конь галопом мчался в сторону хазарского стана.
— Ишшо один... — мрачно буркнул великан.
Товарищи его уже не дивились — дело обычное. Только Тимка вынул из-за пояса нож и сделал на кибити лука очередную отметину.
— Двенадцатый, — сказал он вслух.
Как раз в это время хазары двинулись на город. Тимка с натугой обеими руками поднял громадный, весь в ссадинах щит и подал другу.
— Отстань, назола! — отмахнулся Кудим. — Несподручен он мне!
— Не отстану! Яз обещался матушке твоей и жонке беречь тебя, дурня. Держи, говорю!
— Ну ладно, потом, как с козарами грудь в грудь сойдемся. А теперича не мешайся!..
Защитники крепости взялись за луки. Порокные мастера с натугой вращали вороты метательных машин, заводя боевые чаши на хроповики. Пращники наматывали ремни на правую руку.
Поднял свое грозное оружие и Кудим. Все еще были в ожидании, а он уже открыл стрельбу. Целился не торопясь. Многие ярко одетые наездники сошли с коней по своей воле, чтобы затеряться в толпе простых воинов. Те же, кто погордился, пали наземь поневоле — стрелы Кудима Пужалы разили без промаха.