Дева - алые ланиты
Роза, будь тверда:
Бога помни всегда,
Проси у него защиты,
Бойся стыда
И ложных благ не ищи ты.
Домик блестящий - это подношенье,
Пряной искрится он струей,
В нем ангелов светлых пенье;
С чистой душой
Внемли, друг мой,
Звукам любовного томленья.
Кто домик тот драгоценный
В твой дом принесет, того
Ты можешь обнять блаженно,
Отца не спросясь своего,
Тот будет суженый твой.
Этот домик счастье, и радость,
И богатство в дом принесет.
Смело гляди вперед,
Светлому слову верь,
Пусть твоя младость
Волей господней цветет.
А допев эту песню, тихо и бережно опустила она ребенка на одеяло и, положив ему на лоб свою иссохшую, дрожащую руку, стала шептать невнятные слова, но по ее просветленному лицу ясно было видно, что она читает молитвы. Потом она уронила голову на подушку и в ту минуту, когда кормилица уносила дитя, испустила глубокий вздох. Она скончалась...
- Это, - сказал Паумгартнер, когда мастер Мартин умолк, - это удивительный случай, но все-таки я совсем не понимаю, что есть общего между вещей песней старой бабушки и вашим упрямым желанием выдать Розу именно за бочара.
- Ах, - ответил мастер Мартин, - что же может быть яснее? Старушка, которую в последнюю минуту ее жизни просветил господь, вещим голосом прорекла, что должно случиться с Розой, если она хочет быть счастливой. Жених, что придет с блестящим домиком и принесет богатство, счастье, радость и благодать, - разве он не тот самый искусный бочар, который в моей мастерской построит свой блестящий домик и за него получит звание мастера? В каком ином домике искрится пряная струя, если не в винной бочке? А когда вино начинает бродить, когда оно журчит, и гудит, и плещет, то добрые ангелы носятся на его волнах и поют веселые песни. Да, да! Ни о каком ином женихе старая бабушка и не говорила, а только о бочаре, и так тому и быть.
- Вы, дорогой мастер Мартин, - молвил Паумгартнер, - вы ведь на свой лад разгадываете слова старой бабушки. Не возьму я в толк ваше объяснение и стою на том, что вы всецело должны положиться на волю неба да на сердце вашей дочери, которое, верно, уж найдет правильный ответ.
- А я, - нетерпеливо перебил его мастер Мартин, - я стою на том, что зятем моим должен быть и будет не кто иной, как искусный бочар.
Паумгартнер чуть было не рассердился на упрямство Мартина, однако сдержался и, вставая с места, молвил:
- Позднее уж время, мастер Мартин, довольно нам бражничать и беседовать, вино и разговор нам, кажется, не идут уже больше впрок.
Когда они затем вышли в сени, там оказалась молодая женщина с пятью мальчиками, из которых старшему могло быть разве что лет восемь, а младшему - года полтора. Женщина плакала навзрыд. Роза поспешила навстречу отцу и гостю и сказала: